Роберт Хайнлайн - Свободное владение Фарнхэма
Она немного повозилась, ничего не говоря. Действовать ей приходилось из неудобного положения, да к тому же еще и одной рукой. Наконец она отцепила радиационные часы и выбросила их в темноту за окном автомобиля.
— Хью, я не думаю, что Понс ожидал, что мы примем это предложение, — заговорила Барбара, — мне кажется, что он сознательно поставил такое условие, на которое я никогда бы не согласилась, даже если бы ты и решился принести себя в жертву.
— Конечно! Он воспользовался нами, как морскими свинками или как своей белой мышью, и вынудил нас согласиться. Барбара, ты знаешь, я, в принципе, могу выносить и в чем-то понимать откровенных сукиных сынов. Хотя и не прощать. Но на мой взгляд, Понс был гораздо хуже, чем все они вместе взятые. У него всегда как будто были самые добрые намерения. Он всегда мог доказать, как дважды два, что пинок, который он тебе дает, служит тебе же на пользу. Я презираю его.
— Хью, сколько белых людей нашего времени ты знаешь, которые обладали бы такой же властью и могуществом, как Понс, могли бы пользоваться ими с такой же мягкостью, как он? — упрямо спросила Барбара.
— Что? Да нисколько. Даже твой покорный слуга не был способен на это. Кстати, насчет «белых людей» — это уже удар ниже пояса. Цвет кожи тут ни при чем.
— Согласна. Я забираю назад слово «белый». И я уверена, что только ты бы один и был способен на это. Больше я никого не знаю.
— Даже я не смог бы. Да и никто вообще. Единственный раз, когда у меня была такая возможность, я воспользовался ею так же отвратительно, как Понс. Я имею в виду тот случай с Дьюком, когда по моему приказу Джо пригрозил ему ружьем. Мне следовало просто воспользоваться приемом каратэ и сбить с ног или, может быть, даже убить его. Но не унижать. Так что никто, Барбара. Никто. И все же Понс был особенно отвратителен. Возьми, к примеру, Мештока. Мне по-настоящему жаль, что я убил его. Он был человеком, который вел себя лучше, чем мог бы, согласно своему характеру, ни в коем случае не хуже. В Мештоке было очень много злобы, даже садизма. Но он держал эти стороны натуры под жестким контролем: они не должны были мешать ему отлично исполнять свои обязанности. Но Понс… Барби, милая, наверное, это вопрос, в котором мы никогда не придем к согласию. Ты чувствуешь к нему симпатию потому, что он хорошо относился к тебе большую часть времени и всегда был мил с нашими малышами. Но именно из-за этого я презираю его, потому что он всегда любил показать свою «королевскую милость», но никогда не забывал напомнить своей жертве о том, как он мог бы быть жесток, если бы не был таким милым и добрым старичком и таким милостивым владыкой. И я презираю его за это. Я начал испытывать презрение к нему еще задолго до того, как узнал, что ему к столу подают убитых и «вкусно» приготовленных молоденьких девушек…
— Что? — поразилась Барбара.
— А ты разве не знала? Странно, ты должна знать об этом. Помнишь последний разговор с Понсом? Ты что, не слушала?
— Я сочла это за оскорбительную шутку с вашей стороны.
— Ничего подобного. Понс — людоед. Может быть, не людоед, поскольку он не считает нас людьми, но тем не менее он ест нас. Да и все они. Понс всегда ест только девушек. Примерно по одной в день подается ежедневно к их семейному столу. Девушка возраста Киски и ее телосложения.
— Но… Но… Хью, я ведь ела то же, что и он, много раз. Значит, я… Значит…
— Конечно. И я тоже. Но только до того, как узнал, что это такое.
— Милый… останови, пожалуйста, машину. Меня сейчас стошнит.
— Эту машину ничто не остановит, дорогая.
Она с трудом открыла окно и высунулась наружу. Через некоторое время он спросил:
— Ну, как, тебе лучше?
— Немного.
— Милая, пойми, факт каннибализма ни в малейшей степени не говорит против него. Ведь он действительно не видел в этом ничего плохого, и нет никакого сомнения в том, что коровы тоже считали бы нас извергами, если бы умели думать. Но все остальное… вот тут-то он прекрасно знал, что делает. Потому что всегда стремился к тому, чтобы жертва в конце концов согласилась с ним… Палач добивался, чтобы она добровольно взошла на плаху и еще дала ему на чай.
— Я больше не хочу говорить о нем, дорогой. У меня в голове все перемешалось.
— Прости. Я полупьян, хотя не выпил ни капли, и болтаю сам не знаю что. Больше не буду. Посмотри, не едет ли кто-нибудь за нами — я собираюсь поворачивать налево.
Она оглянулась, и, когда они свернули на проселочную дорогу, находившуюся в ведении штата, узкую и не слишком ровную, он сказал:
— Я, кажется, придумал, куда мы поедем. Сначала я хотел просто убраться подальше. Теперь у нас есть цель. И возможно, там мы будем в безопасности.
— Что это за место, Хью?
— Заброшенная шахта. Она называется Ховли Лоуд. Когда-то я вложил в нее деньги и потерял их. Может быть, теперь она окупит себя. Там отличные просторные штольни, и к ней легко добраться по этой дороге. Если только я смогу отыскать вход в темноте, то мы успеем схорониться в ней до ракетного удара.
Он сосредоточился на дороге, переключая передачи на подъемах и спусках, резко тормозя перед рытвинами, а затем заставляя машину с натужным гудением переползать через них.
После очередного резкого поворота Барбара, чуть не вывалившись из машины, заметила:
— Дорогой, я понимаю, что ты горишь желанием спасти нас всех. Но я не вижу особой разницы, погибнем мы от водородной бомбы или в автокатастрофе.
Он улыбнулся, но скорости не сбавил.
— Барби, мне приходилось водить «джип» даже в полной темноте. Уверяю тебя, мы не разобьемся. Мало кто представляет себе все возможности машины, в которой толковый водитель и ручное переключение передач. В горах оно просто необходимо. Я бы не решился заехать сюда на другой машине.
Они добрались до небольшой площадки почти на вершине горы. Дальше дорога раздваивалась. На развилке виднелся свет. Заметив его, Хью сказал:
— Посмотри, сколько на часах.
— Одиннадцать двадцать пять.
— Отлично. Мы теперь отдалены от нулевой отметки на пятьдесят с лишним миль. Я имею в виду мой дом. А отсюда до Ховли Лоуд не больше пяти минут езды. Теперь я знаю, как туда добраться. Кажется, бензин у нас как раз кончается, а у Шмидта открыто. Прихватим немного бензина и кое-какой провизии тоже — да, я помню, что у тебя в машине есть и то и другое. Но запас нам не повредит. Мы все равно успеем до того, как опустится занавес.
Он притормозил у бензоколонки и выскочил из машины.
— Беги внутрь и начинай набирать провизию. Положи близнецов на пол и закрой дверцу. Ничего с ними не случится. — Он тем временем сунул наконечник шланга в бак машины и начал качать топливо старомодным насосом.
