Ирина Ванка - Секториум
— Сравни, — сказал он, — который из них оригинал?
Я не нашла между ними разницы до тех пор, пока шеф не взял в руки подделку и не стал показывать, как натурально мигают кнопки. К кнопкам настоящего пульта он прикасался лишь в кошмарном сне и просыпался в поту.
— Вы уверены, что подлинник до сих пор на месте? — с опаской спросила я.
— Уверен, — ответил шеф. — Но я не уверен, что Имо занят диспетчерской практикой, а не оказывает услуги Сиру. Тебе придется выяснить все самой. Кроме тебя мне некого попросить.
На сессию Ксюша отпуск не взяла. Кроме того, заявила, что хочет бросить университет, но Миша ей запретил. Он привел в пример мой печальный опыт, но не уточнил, кто на самом деле устроил мне вылет из университета одной глупой шуткой.
— Не будешь учиться, вырастешь такой же бестолковой, как Ирина Александровна, — говорил он, — будешь бегать в свите за батькой Сиром.
Я сделала вид, что не слышу, хотя двери наших кабинетов были открыты, и Миша нарочно говорил громко, указывая на меня пальцем. Мне некогда было с ним препираться. Надо было привести в порядок сайт Сириуса, наполнить его новой информацией и посмотреть статистику. Посещаемость у нас была дистрофической, мы опустились в рейтингах, и каталоги стали демонстративно выкидывать наши ссылки. Докладывать обстановку Сириусу у меня не хватало духа. Я все еще надеялась, что ситуация пойдет на поправку. На худой конец, можно было дождаться, когда у Сириуса само собой испортится настроение, и свалить плохие новости в одну кучу. В почтовый ящик набилась реклама, а когда-то я дни напролет разбирала почту. В основном, писали люди с жалобами на болячки, но встречались и желающие затеять дискуссию. Если Сириус не поддавался на провокации, его оппоненты вступали в дискуссию между собой. Когда исчерпывались аргументы, они назначали друг другу время и место виртуальных дуэлей, выбирали оружие, а потом присылали своему кумиру виртуальную голову поверженного врага.
У меня действительно в Секториуме не было другой работы, кроме как «бегать в свите» за батькой Сиром, потому что однажды шеф поручил мне за ним бегать, так же как теперь я должна была бегать одновременно за большинством его подчиненных, в том числе по чужим планетам и Магистральному космосу. Сириус, в свою очередь, бегал только от меня. Он не собирался отвечать на вопросы, которые интересовали шефа. Соответственно, и мне не было резона мозолить глаза начальству, тем более что дети, нагулявшись, сдали экзамены из рук вон плохо.
Имо остался на практике в районе Кольца, а Джон без дела слонялся по Блазе, потому что шеф не разрешал ему вернуться на Землю. Шеф по-прежнему принуждал Джона учиться в ФД-школе. Джон продолжал уклоняться, и это была дополнительная причина мне не прогуливаться лишний раз мимо кабинета начальника. Джон хотел на Землю, потому что Блаза ему надоела, потому что ему понравилось кататься с Имо на машине по ночному городу, и образ жизни Имо тоже пришелся Джону по вкусу. Но шеф был непоколебим: учиться и точка!
— Твой Джон хитер как лис, — заявил он мне. — Только для тебя он милый карапуз. Я не знаю, нужен ли он на Земле вообще. Я не знаю, что на уме у этого парня, и посвящать его в дела конторы не собираюсь.
В чем именно Джон прокололся, Вега не объяснил. Мне пока никто не объяснил, чем плох мой старший сын, даже те, кто избегал его общества. Впрочем, каждый второй секторианин предпочитал не засиживаться с Джоном наедине. Чем нехорош младший, я, кстати, тоже не понимала. Просто его подход к жизни резко отличался от понятия шефа об идеальном сотруднике, но Имо и не просился в штат. Имо вообще ничего не просил, он обходился даже без красок и бумаги, если можно было рисовать фломастером на собственном животе, и не любил, когда его картины вставляют в рамки. Шеф поступил именно так. Он взял «рыбу», нарисованную Имо на фанере от посылочного ящика, вставил в раму, повесил над рабочим столом и заявил, что от этой картины идут успокаивающие флюиды. Имо не согласился. «Это просто рыба, — сказал Имо. — Рыба и не более того».
На Земле было лето. Сириус заболел идеей устроить новую публичную проповедь. Он утверждал, что созрел, уничтожал старые черновики и подыскивал помещение. Миша браковал его выбор один за другим. То его не устраивало географическое положение, то техническое состояние, то близость к офису правоохранительных органов. Сириус излучал оптимизм:
— Соберем тысячи полторы? — спрашивал он меня. — Конечно, соберем, — отвечал сам же, заметив мое сомнение.
Похоже, он замышлял что-то особенное, чем держал в напряжении всю контору.
— Я его когда-нибудь прибью, — жаловался Миша. — Сколько раз объяснял Ксюхе… Сколько говорил… Нет, она слушает только его, раскрыв рот. Отец ей по боку!
— Не узнаешь себя в детстве?
— Я даже в молодости таким не был. Мамочкины гены! Знаешь, что учудила эта соплюха? Купила квартиру! И живет там со своим мужиком, назло нам с матерью.
— Просто, ей захотелось самостоятельности.
— Мужика ей захотелось, — возразил Миша. — Тупого и пузатого. Чтобы мы с Анжелкой взбесились.
— Может, она его любит.
— Я тебе скажу, кого она любит. — Он опасливо оглядел офис. — Этого шизофреника она любит, чтоб ему осиновый кол… сама знаешь куда! По уши втрескалась. Она все делает мне назло. Знаешь, какие мерзкие сигареты курит? Думаешь, почему? Потому что папа сказал, не надо! А если бы ты видела ее друзей… Ирка, клянусь, если Сир на нее глаз положит, я его прикатаю так, что праха не соберут.
— Не волнуйся, Миша. Сириус глаз на нее не положит.
— Тогда о чем они болтают в курилке? Ты так спокойна, пока твои не попали под влияние этого маньяка.
— С детства надо было ребенка воспитывать, — ответила я, хоть не была уверена, что моих детей обошло влияние ужасного Сира.
— Поговори с ней, — просил Миша. — Может, тебя послушает?
— Ладно. Как вы мне оба надоели!
— Поговори!
— Поговорю, тем более, что меня она точно не послушает.
— И с Сиром поговори. Пусть он ей голову не морочит.
Сириус утешил меня сразу:
— Михаилу Борисовичу не о чем волноваться, — сказал он. — Скоро я уеду от вас.
— Далеко ли? — спросила я.
— Очень.
— На поиски фронов?
Желание откровенничать пропало.
— Сириус, не рассчитывай! Шеф понимает миссию Секториума, как чисто наблюдательную, и ни во что никогда не вмешивается. Это его принцип.
— А я всегда вмешиваюсь, — ответил Сир. — Всегда и во все. У меня другой принцип.
«Наша планета — это наша могила. Жизнь — это тюрьма. Вечная жизнь — высшая мера. Что есть за гранью жизни, я не знаю, потому боюсь, — прочла я в рукописи, которую выбросил Сириус. — Законы природы не нами писаны. Тот, кто придумал их, не нуждался в одобрении большинства, потому что способен подчинить своей воле все; и то, что останется от нас после смерти. Я не хотел изменить мир, я пытался его понять и не знал, что этот грех самый тяжкий. Ибо то, что творится руками — творится руками Бога. И если мы начнем понимать, зачем… — мы не позволим Ему творить».
