Александр Тюрин - Полдень XXI век, 2012 № 05
Неудивительно, что в то недоброе утро, когда унтер-офицер Нерубович доставил по назначению несколько клеток с пышными белыми курами, нервы графа не выдержали.
Куры-Романовы были действительно великолепны. Орлова затрясло.
— А где ротмистр? — обернулся он к унтеру.
Унтер снял форменную фуражку и перекрестился. От него несло поминками по ротмистру.
— Пошёл вон, — сказал граф брезгливо. Он не успел ни осознать гибели канальи Штаницына, ни порадоваться ей в полной мере. Графу стало легко-легко и всё понятно.
«Этот с переливами — ОН», — благоговейно думал граф про могучего петуха в головной клетке.
— Ваше императорское…. Какие будут распоряжения? — спросил Орлов, упадая всё глубже в бездну безумия.
Он так близко наклонился к петуху, что петух не удержался и клюнул графа в глаз. Граф стойко вынес это и выпустил птицу из клетки. Но петух не успокаивался: гневно шаркая шпорами, он то и дело налетал на графа, причиняя ему физические страдания. По всей видимости, такова была монаршая воля. «Лютует», — подумал Орлов, прикладывая к глазу батистовый платочек…
Вдруг что-то, хрустнув, перестроилось в его мозгу.
Сначала он испугался этой мысли. Но боль в глазу не проходила, а в груди неотвратимо возникало чувство, страшно сказать, мести. Он встал с колен и начал шагать по комнате. «Романовы — Орловы, Романовы — Орловы», — повторял он, обрывая в голове лепестки воображаемой ромашки. Резко остановился и со злобой посмотрел на петуха.
— Всё, — сказал он решительно. — Поцарствовали. Не будете в следующий раз глаза клевать.
Боясь передумать, он вытянул руки и пошёл на петуха. Последний, почуяв недоброе, заорал благим петушиным матом.
— Что это ты, Алексей Фёдорыч, за курятник тут развёл?
Вздрогнув, Орлов обернулся.
Перед ним стоял государь император.
Вот тогда-то и до графа дошло, что виновны все и ответить должны тоже все.
Евгений Лукин
ПРИЗРАКИ
Для начала следует выйти на балкон и взяться обеими руками за шершавую рейку перил. Потом позволить взгляду равнодушно скользнуть по крышам особняков и уйти в безоблачное утреннее небо. Именно безоблачное, поскольку нужен купол. Без купола — никак. И смотреть надлежит до тех пор, пока не осознаешь, что небесный изгиб просто-напросто повторяет кривизну земли. Лишь тогда ощутишь, до чего огромен этот раскалённый шар с его хрупкой, едва схватившейся корочкой, на которой ненадолго завелась исполненная гордыни плесень, именующая себя разумной жизнью. Шумящая под балконом автострада, черепичные крыши, аккуратные дворики, обнесённые каменными стенами, утрачивают смысл, их недолговечность очевидна. Что уж говорить о таком микробе, как Ярослав Петрович Ротмистров, взирающий на всё на это с шестиэтажной высоты! Крохотен он, и горести его смехотворно крохотны. А коли так, то, чем горевать, поди-ка ты лучше, Ярослав Петрович, в ванную да займись чисткой оставшихся зубов.
Хорошая штука мировая скорбь. А то скулил бы сейчас о том, что второй месяц за электричество не плачено…
Старость застигла врасплох. Белёные катакомбы жилу-правлений, собирание справок. Судорожно стал примерять приличные возрасту личины: патриарх, лукавый дедок, страдалец-пенсионер… Другие обычно делают это заранее.
— Тут у вас одного года нет, — сказала секретарша.
— То есть как? — обомлел Ротмистров. — Какого?
Выяснилось: того самого, что располагался в точности посерёдке стажа. Помнится, оформляли Ярослава Петровича откуда-то куда-то переводом — видимо, тогда и посеяли годик.
— Клава! — взвыл он. — Но в трудовой-то книжке…
— Мало ли что в трудовой! — возразила она. — Нету. Вот.
Со справкой в руке Ротмистров вышел из приёмной в коридор и остановился там в оцепенении. Что родная контора постарается хоть в чём-нибудь облапошить бывшего своего сотрудника, не подлежало сомнению изначально. К этому Ярослав Петрович был готов. Но чтобы так, средь бела дня, взять и ограбить на полжизни…
Из забытья его вывела давняя сослуживица. Тоже, видать, чем-то была потрясена — даже не спросила, а что здесь, собственно, делает Ярослав Петрович Ротмистров, уволенный по собственному желанию полтора года назад.
— Ярек! Ты слышал?
— Нет, — глухо отозвался он.
— О призраке? Не слышал?
Вот только призраков ему не хватало! Самому в призраки пора.
— В газетах уже пишут! — Перед глазами трепыхнулся номер «Вечёрки».
«Призрак бродит по «Европе»», — машинально прочёл Ротмистров.
— Почему Европа в кавычках? — спросил он через силу.
— Развлекательный центр! «Европа Сити Молл»! Не был, что ли, ни разу? Думали сначала, голограмма по этажу ходит, а проверили — нет такого аттракциона… Охранник его дубинкой ткнул — одна рукоять от дубинки осталась!..
Ярослав Петрович прерывисто вздохнул, отстранил газету.
— Прости, Мань. Не до того мне…
Перед железнодорожным мостом сели в пробку. Покинуть салон не представлялось возможным. Проползающий мимо троллейбус был бесконечен, как космический крейсер из «Звёздных войн». Пассажиры маршрутки давно уже смирились: кто болтал по сотику, кто промеж собой.
— Как же он может стены дырявить, если сам прозрачный?
— Ну вот написано!
— Да сейчас тебе что хочешь напишут!
Толковали наверняка всё о том же газетном призраке. Хорошо, небось, живётся, если больше уже и поговорить не о чем…
Ярослав Петрович чувствовал себя на грани срыва. Автомобильный затор грозил стать последней каплей: ещё мгновение — и взвоешь, завизжишь, забьёшься в припадке. В подобных случаях оставалось крайнее средство, открытое Ротмистровым ещё в юности и к которому он в последнее время прибегал всё чаще и чаще: например, сегодня утром на балконе… Салон маршрутки, говорите? А ты представь, будто видишь его впервые и даже не знаешь, как что называется. Допустим, прибыл ты из иного мира, возник внутри не поймёшь чего — ну и вот… Пара минут такой нарочитой оторопи — и окружающее волшебным образом обессмысливается, а самое главное, вместе с ним обессмысливается и то прискорбное обстоятельство, что государство обуло тебя даже напоследок.
Вы не поверите, но, лишившись имён, предметы и существа начинают чуть ли не истаивать на глазах.
До крайнего средства на сей раз, впрочем, не дошло — автотранспорт вокруг зашевелился, благополучно въехали на мост, даже обошли на полкорпуса бесконечный троллейбус. Затем впереди зазиял просвет, куда немедленно рванулась их маршрутка, и тут же была резко осажена с кряканьем тормозов, визгом покрышек и сдавленным матом водителя. Соседку Ротмистрова сорвало с сиденья, так что, не ухватись она за плечо Ярослава Петровича, быть бы ей на полу.
