Александр Тюрин - Полдень XXI век, 2012 № 05
Постепенно будущее Российской империи вполне определилось. Ко взаимному удивлению, куры в качестве правящей династии прекрасно вписывались в существующие уставы и уложения, во всеобъемлющую триединую формулу «Самодержавие, Православие, Народность».
День стал мало-помалу клониться к вечеру. Для облегчения беседы денщику было велено насчёт напитков. Общаться стало не в пример легче.
— Вот герб наш — двоеглавый византийский орёл… — толковал ротмистр. — Какой орёл? Петух и петух, только две головы… Так и полагать…
— А скипетр! — кричал граф. — Скипетр на насест похож, а держава — несомненное яйцо… Снова всё сходится…
— А гимн будет — песня «Жил да был петух индейской»…
Так и мечтали до сумерек. Наконец ротмистр забеспокоился:
— Ваше сиятельство, а который час?
— Так восьмой уже, любезный…
— Восьмой! — ужаснулся Штаницын. — Террорист! Угроза престол-отечеству!
С мечтаниями было покончено. Перешли к прямым действиям. На ротмистра была возложена эвакуация царской фамилии из деревни Галактионовна в столицу. Ротмистра усилили двумя полуротами гренадер.
— С богом! — сказал граф. — Рука Всевышнего отечество спасёт!
Кровавый ленч аглицкой королевы Виктории,
или До бога высоко, до царя далеко
Бодрым строевым шагом перемещались гренадеры в сторону Вышнего Волочка, имея вполне определённую цель движения. Впереди двигался жандармерии ротмистр Штаницын. Ещё более впереди — неопрятного вида мужик. «Нездешний», — сказали бы про него местные крестьяне. И они бы не ошиблись. То же самое могли сказать про него и негры, и китайцы, и эскимосы. Да и вообще — вряд ли нашёлся на Земле хоть один человек, который взял бы на себя смелость назвать Квазара Пульсарова своим земляком, соседом, шабром и тому подобное.
Но всё это мало заботило Квазара. Он добросовестно выполнял функции проводника, за что ему были обещаны лавры Сусанина (каковые представлялись ему в форме сена) и пять рублей денег серебром. По устному приказу ротмистра гренадеры время от времени начинали исполнять партию хора из оперы композитора Глинки «Жизнь за царя», оглашая окрестности хорошо поставленными голосами.
Вокруг простирался бескрайний простор радиусом вёрст пятнадцать. Простор был пуст. Дорога тоже. Если не считать трёх телег, со страшной скоростью несущихся навстречу отряду.
— Господи боже мой, — заволновался Квазар. — Так это же наши мужики едут! С сеном!
Телеги резко затормозили.
— Квазарушко! — закричали с них. — А мы-то тебя который день ищем!
— Сателлит Болидович, батюшко! Вот уж не чаял! — прослезился Квазар.
— Ты домой, что ли, Пульсаров? — осведомились с третьей телеги. — А служивые зачем?
— За курями! — радостно выдал государственную тайну проводник.
— Что им — своих не хватает, али как?
— Молчать! — рявкнул Штаницын. — Молчать про царскую фамилию!
— Ваше благородие, — начал самый старший из галактионовских. — Вы, небось, брехуна нашего Квазарку послушали? Так он вам ещё и не то расскажет. Курей уже недели две как всех продали: уж больно нерентабельны оказались.
— Как продали? Кому продали? — похолодел ротмистр.
— Да рогоносику и продали. Восьмому.
— Что? Восьмому? Царскую фамилию?
— Не могём знать, барин: фамилию у курей никто не спрашивает, когда продаёт. Знаем только, что обменял их Восьмой в Лондоне.
— Неужто на пудинги?
— Какие пудинги? Не оправдали себя пудинги. За сэндвичи взялись. Так, глядишь, до макинтошей дойдут или до файф-о-клоков. Беспутный народ.
Перед Штаницыным медленно вырисовывалась страшная картина: аглицкая королева Виктория и юный принц Уэльский, повязав салфетки, садятся за стол, в середине которого на золотом блюде, весь в петрушке и специях, лежит… О господи!
Когда Штаницын стряхнул с себя наваждение, то увидел, как телеги альфацынтаврских мужиков, увозя сено и Квазара, катят в небо под углом в сорок пять градусов. Это его не удивило.
В течение нескольких минут он тупо смотрел вслед телегам, а потом вдруг сдавленно закричал и бросился за ними. Какая-то неведомая сила поддерживала его в воздухе.
Сила эта была — любовь к государю-императору!
…Гренадеры дождались, пока ротмистр станет неразличим глазом, помолились недолго и неискренне и, неторопливо обсуждая происшедшее, направились на постой. Старшим команды автоматически становился унтер-офицер Нерубович. Это предполагало не только повышение по службе, но и всю тяжесть ответственности перед генерал-аншефом Орловым. Нерубович знал одно — экспедиция отправлена за курями. Этого было достаточно.
— Трофимов, Пантелев, Крестец! — подозвал он кое-кого и выдал им денег на приобретение — благо деньги не вознеслись вместе со Штаницыным.
Отослав фуражиров, унтер направился к знакомой вдовушке бывшего коллежского асессора Гумурдюкова, где и провёл не без приятности служебное время на казённые деньги.
Потому что заживо ушедший в мир иной ротмистр Штаницын не успел сообщить ему, что виновны все и ответить должны тоже все.
Новый маркиз де Пугачёв,
или Петух встаёт рано, но злодей ещё раньше
Граф Орлов знал себе цену, но по некоторым соображениям предпочитал держать её в тайне. Так и в этот раз: ввязавшись в государеву игру (а может быть, даже инспекцию под видом розыгрыша), он особенно не афишировал свои приготовления, хотя с другой стороны старался, чтобы слухи об этих приготовлениях как можно скорее дошли до государя, коий вот уже второй день не давал о себе знать. Граф каждый час ожидал, что возлюбленный монарх вот-вот появится, похвалит своего слугу за усердие или, на худой конец, посмеётся над ним. Но государь не давал о себе знать настолько упорно, да и членов венценосной фамилии никто не видел так давненько, что Орлову всё чаще и чаще приходила в голову мысль: а может, они и вправду… того?
Мысль эту он гнал от себя обеими руками. Одно утешало: отослал подальше ротмистра Штаницына. Пусть-ка поищет таких курей, чтобы престола Российского достойны оказались! Наверное, ротмистр — такая же пешка в этой игре, как и его подставной мужик из таинственной деревни. Один граф Орлов всё знает и понимает.
Шло время, а император не спешил. Нервы графа находились в состоянии такого же напряжения, в каком находятся параллели и меридианы, которые, как известно, удерживают землю нашу от рассыпания. То ему казалось, что это и не государево испытание, а некий отвлекающий маневр, то — что куриный машкерад организовали мерзавцы англичане…
