Павел Амнуэль - Дорога на Элинор
— И почему, — перебил Терехов, — мне подсунули текст именно вашего… э-э… мужа? Откуда у них взялась рукопись? Вы говорите, он дорожил этим текстом…
— Эдик писал роман много лет, — помрачнела Жанна Романовна. — Он даже мне не показывал его целиком. Так… отдельные куски. То, что, как ему казалось, имело отношение к нам двоим.
— Вы… Прототип Левии в романе…
— Не совсем. Многое, конечно, взято и у меня. Не о том сейчас речь, — оборвала себя Синицына. — По вашей версии получается, что некие злоумышленники переписали с компьютера Эдика файл, потом устроили подмену, заразили вирусом ваш компьютер, чтобы лишить вас возможности выбора.
— Так, — кивнул Терехов.
— Нет! — воскликнула Жанна Романовна.
— Нет? — растерялся Терехов.
— Логики нет, — пояснила Синицына. — Получается, что подмена была выгодна третьей стороне, а это полная чепуха. К тому же, Эдик в последние дни болел, не выходил на улицу, и если бы кто-то попытался…
— Информацию с компьютера опытный хакер может…
— Да, конечно! И я опять спрашиваю — зачем? Кому выгодно? Никому — кроме вас.
— А мне-то к чему? — поразился Терехов. — Я понятия не имел о существовании вашего мужа. Я не знал о его романе. Я писал свой — и у меня не было никаких проблем с публикацией.
— Ваш роман… — Синицына пренебрежительно отмахнулась. — Я читала предыдущие… Муть. Китч.
— Читателям нравится…
— Пипл хавает? — презрительно усмехнулась Жанна Романовна. — А «Элинор» — это настоящее. Литература. То, чего у вас не было в помине. Вы узнали об Эдике. О том, что он писал вещь для себя. Подумали, что если подменить, то, кроме самого Эдика, никто не узнает. А Эдик… Что Эдик? Как он сможет доказать? Судиться с вами? Вам это только славы прибавит, а Эдика суд окончательно свел бы с ума. Он и так… Помните историю с Роулинг, автором «Гарри Поттера»? Она украла какие-то эпизоды из романа одной американки. Был суд. И что? Доказать ничего не удалось…
— То эпизоды, а то целый роман, — покачал головой Терехов. — Запросто доказали бы, что я — плагиатор.
— Почему же вы пошли на это? — подняла брови Синицына. — Получили чужую рукопись и понесли ее в издательство, как свою. Вы не могли не понимать — я следую вашей логике, не своей, — что у текста есть автор, и когда книга выйдет, он сможет предъявить претензии и свое авторство доказать в суде. Вы должны были понимать, в какую грязь…
— Нет, не так, — пробормотал Терехов. Все действительно было не так, хотя, если рассуждать определенным образом и знать все, что случилось потом, то интерпретация Жанны Романовны выглядела вполне логичной. — Я не украл текст, мне его навязали.
— Вы опять клоните к тому, что у вас не было выбора, — сказала Синицына. — Опять говорите о ком-то третьем… Отбросьте это звено. Не было его. Это ваша фантазия. Вы все проделали сами.
— Я не знал вашего…
— Вы были у него! Думаете, я этого не знаю? Вы были у него несколько дней назад, накануне выхода романа из печати.
— О чем вы? — удивился Терехов. — Я? Был у вас?
— У Эдика.
— А вы… Если он ваш муж…
— Мы обсуждаем наши отношения?
— Я не знал вашего мужа! Я не был у вас дома! Никогда! — Терехов не заметил, как перешел на крик, официант уже спешил к их столику, а метрдотель, стоя у выхода в кухню, подавал какие-то знаки — видимо, призывал к спокойствию.
В зале прекратился стук вилок и ножей, стих монотонный гул разговоров, и Терехов почувствовал себя будто на лобном месте, голова его лежала на плахе, он не видел палача, но ощущал его присутствие, его тяжелую походку, под ним прогибались доски настила, а холодная сталь меча на мгновение коснулась затылка, будто человек в красном примеривался для точного удара.
Видение было мгновенным и исчезло, когда подошедший к столику официант спросил, все ли в порядке.
— Да-да, — Синицына одарила официанта странной улыбкой, — принесите нам еще по чашечке кофе, пожалуйста.
— Я все надеялась, что в вас заговорит совесть, — сказала она, когда официант отошел, а гул разговоров в зале возобновился. — Я думала, что… Ну хорошо. О вашем посещении я узнала от соседки после того, как… Когда Эдика не стало.
— Я никогда не был… — Терехов не закончил фразу. Он знал, что не был знаком с Ресовцевым, но убежденный блеск в глазах Жанны Романовны свидетельствовал: она верила в то, что сказанное ею — правда. И спорить бессмысленно. Он был у Ресовцева? Пусть она докажет.
— Вас не было дома, когда я… приходил к вашему мужу? — выдавил Терехов.
— К сожалению. У нас с Эдиком были особые отношения, вас они не касаются ни в коей мере, — сказала Синицына, подняв на Терехова тяжелый взгляд. — Меня не было дома весь вечер, и Эдик ничего не сказал о вашем посещении.
— Так почему же вы…
— Когда это произошло… Была милиция, следователь, они опрашивали всех, соседей тоже… Я слышала, как Лидия Марковна… она живет этажом ниже… сказала, что вечером у мужа был посетитель. Милицию это не заинтересовало, они хотели знать, что происходило в день, когда… Я потом зашла к Лидии Марковне, и она мне описала… Это были вы! Среднего роста, лет тридцати пяти, серый костюм — вы и сейчас в нем, — зеленая рубашка в светлую полоску и бежевый галстук — тот, что сейчас на вас. Волосы черные с проседью, зачесаны на косой пробор… Большой нос с горбинкой… Гладко выбрит…
— И все это вам сказала соседка? — иронически поинтересовался Терехов. Конечно, Синицына просто описала то, что видела, правда, рубашка на нем сейчас была бежевая, но зеленая действительно висела на плечиках в шкафу, откуда эта женщина могла знать о ее существовании? Впрочем, даже сказав наобум, она вряд ли ошиблась бы — у всякого мужчины есть в запасе рубашка зеленого, модного нынче цвета.
— Все это мне сказала соседка, — повторила Жанна Романовна. — И еще сказала, что пришли вы примерно в восемь часов, в руке у вас был черный кейс, вы долго звонили в дверь, а Эдик в это время дремал и открыл не сразу. Вы пробыли у него около часа. Ушли в начале десятого.
— Все это время ваша соседка смотрела в дверной глазок? — Терехов пытался свести разговор к шутке, но иронию Жанна Романовна не воспринимала.
— Нет, — сказала она, — Лидия Марковна услышала, как хлопнула дверь, и выглянула посмотреть — из чистого любопытства.
— Господи, — пробормотал Терехов. — Что же это происходит на свете? Все слова… Ваши слова, мои слова…
— А есть еще «Вторжение в Элинор», тираж пятнадцать тысяч, — напомнила Синицына. — И Эдуард Викторович Ресовцев, которого хоронят послезавтра в три часа. Вы придете?
