Роберт Хайнлайн - Миры Роберта Хайнлайна. Книга 4
— Отчизна будет гордиться тобой, дорогая! Через полчаса Хью с сыном стали собираться в дорогу.
— Джо, — предупредил Хью. — Мы собираемся вернуться до темноты, но, в случае вынужденной задержки, мы до утра будем жечь костер и возвратимся завтра. Если тебе придется идти искать нас, ни в коем случае не ходи один, а возьми с собой любую из девушек. Впрочем, нет, возьми лучше Карен. У Барбары не во что обуться, только босоножки на шпильках. Проклятие! Придется изготовить мокасины. Ты понял?
— Конечно.
— Мы пойдем по направлению к тому холму — видишь? Я хочу подняться на него, чтобы осмотреть как можно большую территорию. Может быть, удастся заметить какие-нибудь признаки цивилизации.
Они отправились в путь. Их снаряжение состояло из ружей, фляжек, топора, мачете, спичек, сухих пайков, компасов, биноклей, грубых ботинок и плащей. Плащ и ботинки оказались Дьюку впору: он сообразил, что отец запас одежду специально для него.
Они шли, по очереди меняясь местами, — тот, кто шел позади, старался не отставать и считал шаги, а идущий впереди изучал окрестности, определяя направление по компасу, и запоминал увиденное.
Высокий холм, избранный Хью в качестве наблюдательного пункта, находился за ручьем. В поисках брода они немного прошли вниз по течению. Вокруг было много всякой живности. Особенно изобиловали эти места миниатюрными косулями, на которых, очевидно, никто не охотился, по крайней мере, люди, так как по пути Дьюк заметил горного льва и дважды им встречались медведи.
Когда они достигли вершины, было уже примерно три часа пополудни. Подъем оказался довольно утомительным — мешал густой кустарник, к тому же они никогда не занимались альпинизмом. Как только они забрались наверх, у Хью возникло горячее желание рухнуть на землю и больше не вставать. Но он преодолел эту минутную слабость и огляделся. К востоку местность казалась более ровной. Его взгляду предстало бесконечное пространство прерий.
И ни малейших признаков присутствия человека.
Хью настроил бинокль и стал изучать окрестности. Заметив движущиеся вдали силуэты, он решил, что за ними стоит понаблюдать внимательнее. Но все это потом, потом…
— Хью!
Он опустил бинокль.
— Да, Дьюк?
— Видишь тот пик? Так вот, его высота равняется тысяче ста десяти футам.
— Не спорю.
— Это Маунтин-Джеймс. Отец, мы дома!
— Что ты хочешь этим сказать?
— Посмотри на юг. Видишь там три глыбы? В тринадцать лет я сломал ногу, упав со средней из них. А вон та, остроконечная гора между ними и Маунтин-Джеймс — это Гантерс-Хорн. Неужели ты не видишь? Ведь линию горизонта можно так же легко сличить, как и отпечатки пальцев! Это Маунтин-Спрингс!
Хью уставился туда, куда показывал Дьюк. Действительно, вид был ему знаком. Даже окно его спальни было расположено с таким расчетом, чтобы из него была видна вся панорама. Сколько раз он сиживал на закате и смотрел на эти горы!
— Да…
— Конечно, да, — с иронией согласился Дьюк. — Будь я проклят, если я понимаю, как это произошло! Сдается мне, — он топнул ногой, — что мы на вершине водонапорной башни. На том месте, где она раньше находилась. А… — он сощурился, — насколько я понимаю, убежище располагается прямо на лужайке перед нашим домом. Отец, мы вовсе не двигались с места!
Хью достал блокнот, в который они записывали количество пройденных шагов и курсы по компасу, и что-то посчитал.
— Да. Правда, возможна небольшая погрешность.
— Ну, и что ты думаешь по этому поводу?
Хью взглянул в небо.
— Ничего я не думаю. Дьюк, скоро наступит ночь?
— Пожалуй, часа через три. Солнце скроется за горами часа через два.
— Сюда мы добирались два часа, следовательно, дорогу обратно одолеем значительно быстрее. У тебя есть сигареты?
— Да.
— Можешь дать мне одну? С возвратом, разумеется. Выкурим по одной, тогда можно и возвращаться. — Он огляделся. — Место здесь открытое, так что ни один хищник не сможет подкрасться к нам незамеченным. — Он положил ружье на землю возле себя, затем снял пояс и уселся.
Дьюк протянул отцу сигарету. Они закурили.
— Отец, ты невозмутим, как рыба. Ничего тебя не удивляет.
— Ты так считаешь? Вовсе нет. Просто я раньше так часто всему удивлялся, что постепенно приучил себя не делать этого.
— Это не у всех получается.
Некоторое время они курили молча. Дьюк сидел, Хью улегся на траву. Он был в полном изнеможении, и ему сейчас больше всего хотелось, чтобы никуда не нужно было возвращаться.
Неожиданно Дьюк сказал:
— Кроме того, ты очень любишь издеваться над людьми.
— Возможно, ты и прав, если, по-твоему, то, как я поступаю, — издевательство. Человек всегда старается делать только то, что ему хочется, то, что его «радует», — в пределах собственных возможностей. И если я меняю спущенное колесо, так только потому, что мне это доставляет большее удовольствие, чем бесконечное сидение на шоссе.
— Не нужно утрировать. Тебе просто приятно издеваться над мамой. Ты и меня любил в детстве шлепать за малейшую провинность… до тех пор, пока мать не топнула ногой и не заставила тебя прекратить это.
— Пора нам двигаться, — сказал отец и стал надевать пояс.
— Еще минутку. Я хочу кое-что тебе показать. Не беспокойся, мы не опоздаем. Мне нужны считанные секунды.
Хью выпрямился.
— Что такое?
— А вот что: твоя роль отважного капитана окончена! — Дьюк дал отцу сильную затрещину. — Это тебе за издевательство над мамой! — Он ударил еще раз — на этот раз с другой стороны и настолько сильно, что сбил отца с ног. — А это за то, что ты приказал ниггеру наставить на меня ружье!
Хью Фарнхэм лежал совершенно спокойно.
— Не ниггер, Дьюк. Негр.
— Он для меня негр только до тех пор, пока знает свое место. А то, что он прицелился в меня, делает его поганым ниггером. Можешь встать. Больше я тебя бить не собираюсь.
Хью Фарнхэм поднялся.
— Нам пора идти обратно.
— И это все, что ты можешь мне сказать? Давай, давай. Можешь тоже меня ударить. Отвечать тебе я не стану.
— Нет.
— Я не нарушал клятвы. Я ждал, пока мы покинем убежище.
— Согласен. Кто пойдет первым? Мне кажется, так будет лучше.
— Уж не думаешь ли ты, что я боюсь выстрела в спину? Отец, пойми, я просто должен был сделать это.
— Неужели?
— Да, черт возьми! Чтобы не потерять уважение к самому себе.
— Хорошо. — Хью надел пояс, взял ружье и пошел вперед.
Шли они молча. Наконец Дьюк произнес:
