Джек Вэнс - Труллион. (Аластор 2262)
Лодка прикоснулась к причалу. Глиннес выбрался на старые стонущие доски, привязал швартов и стал подниматься по тропе.
Скрип кожи, шаркающие шаги. Двигались тени — темные силуэты заслонили звезды. Что-то тяжелое обрушилось на голову, на шею, на плечи — снова и снова, заставляя стучать зубы и сотрясая позвонки частыми глухими ударами. Ноздри сдавило нашатырным смрадом — Глиннес упал на землю. Тяжелые пинки с размаху — по ребрам, по голове — гремели пушечными выстрелами, звенели колокольным звоном, заполняли пространство, весь мир. Глиннес пытался откатиться, свернуться клубком — но потерял способность что-либо ощущать.
Пинки прекратились — Глиннес расслабленно парил в облаке бесчувствия. Откуда-то извне, как посторонний, он наблюдал за тем, как по его телу шарили торопливые руки. Громкий шепот отозвался болью в мозгу: «Нож, не забудь нож!» Еще прикосновения, новая лавина пинков. Глиннесу почудилось, что где-то страшно далеко прозвучал отголосок беззаботного девичьего смеха. Сознание растекалось каплями ртути. Глиннес заснул сном небытия.
Шло время, звездный ковер медленно кружился в ночном небе. Постепенно, мало-помалу со всех сторон начали стекаться ручейки возвращающегося сознания.
Что-то сильное и холодное схватило Глиннеса за щиколотку и потащило к воде, вниз по тропе. Глиннес застонал и вцепился пальцами в сырую землю, но пальцы скользили. Он изо всех сил брыкнул ногой, попал пяткой в что-то упруго-мясистое. Холодная хватка ослабла. Глиннес с болезненным усилием приподнялся на локтях и коленях, пополз вверх по тропе. Мерлинг не отставал и опять схватился за щиколотку. Глиннес яростно лягнул его каблуком. Мерлинг огорченно квакнул.
Глиннес устало перевалился на спину, опираясь локтями на склон. Под пылающим звездным небом Труллиона человек и мерлинг сидели лицом к лицу. Глиннес принялся отползать на ягодицах, отжимаясь руками и после каждого толчка перемещаясь назад сантиметров на тридцать. Мерлинг подскакивал все ближе. Глиннес ударился спиной о ступени, ведущие на веранду. Под ступенями валялись старые колья для ограды, вырезанные из терновника. Глиннес повернулся и уже нащупал ладонью шиповатый кол, но мерлинг вовремя спохватился, рванул его за ноги и снова потащил к воде. Глиннес бился, как рыба, выброшенная на берег, высвободился и опять взобрался к веранде. Мерлинг разразился возмущенным кваканьем, грузно шлепая вдогонку. Вытащив кол из-под ступени, Глиннес ткнул тянувшегося к нему мерлинга острием в брюхо — тот опустился на корточки и попятился. Переползая вверх со ступени на ступень в сидячем положении, Глиннес держал наготове кол — мерлинг больше не решался приблизиться.
Забравшись на четвереньках в дом, Глиннес заставил себя встать и распрямиться. Опираясь на стену, он нашел выключатель — дом озарился светом. В голове стучало, в глазах все расплывалось. Каждый вздох разрывал грудь — по-видимому, несколько ребер были сломаны. Внутренние части бедер болели и кровоточили там, где грабители ожесточенно пинали его, целясь в пах, но плохо попадая в темноте. Укол острее боли пронзил Глиннеса: он схватился за карман — кошелек пропал. Опустив голову, он увидел пустые ножны — чудесного ножа из протеума тоже не было.
Глиннес яростно, часто дышал. Кто это сделал? Он подозревал Дроссетов. Вспомнив звонкий, веселый девичий смех, он утвердился в своем подозрении.
Глава 8
К утру Маруча еще не вернулась. Глиннес предполагал, что она провела ночь с любовником. В любом случае, он был рад отсутствию матери — та не преминула бы проанализировать каждый мельчайший аспект его «непутевости», а он не был в настроении выслушивать попреки.
Глиннес лежал на кушетке — у него все болело, он вспотел от ненависти к Дроссетам. Проковыляв в ванную, он изучил в зеркале лиловое от синяков лицо. Порывшись в шкафчике на стене, Глиннес нашел болеутоляющую микстуру, выпил лошадиную дозу и еле добрался до кушетки.
Мгновенно забывшись, он проспал все утро. В полдень позвонил телефон. Шатаясь в полусне, Глиннес прошел в другой конец комнаты и, не показываясь на экране, наклонился к переговорной сетке: «Кто вызывает?»
«Маруча! — послышался отчетливый голос матери. — Глиннес, ты дома?»
«Да, я здесь».
«А почему ты не показываешься? Ты же знаешь, я не люблю говорить, когда не вижу собеседника».
Глиннес пошарил рукой около кнопки включения видеопередачи, но нажимать не стал: «Что-то заело. Теперь ты меня видишь?»
«Нет, ничего не вижу. Ладно, все равно. Глиннес, я приняла решение. Акадий давно хотел, чтобы я разделила с ним холостяцкий дом, и теперь, раз ты вернулся и наверняка скоро приведешь какую-нибудь женщину, я согласилась переехать к Акадию».
Глиннес печально усмехнулся — он представил себе гневный рев Джута Хульдена: «Желаю тебе всего наилучшего, передай поздравления Акадию».
На загоревшемся экране появилось лицо Маручи: «Глиннес! Ты как-то странно говоришь. С тобой все в порядке?»
«Все в порядке — я просто немножко охрип. Когда ты устроишься, я приеду тебя навестить».
«Ну хорошо, Глиннес. Не делай глупостей и, пожалуйста, не будь так суров к Дроссетам. Если они хотят остаться на острове, что в этом плохого?»
«Непременно учту твой совет».
«Будь здоров!» — экран погас.
Глиннес глубоко вздохнул и поморщился — боль отзывалась в ребрах. Сколько их ему переломали? Ощупывая самые болезненные участки, он никак не мог определить масштабы повреждений.
Глиннес вынес на веранду миску с холодной кашей и заставил себя есть. Дроссеты, разумеется, убрались, оставив после себя разбросанный мусор, ворох сухих листьев и убогое отхожее место, сооруженное из древесных и пальмовых ветвей. За одну ночь они заработали три тысячи четыреста озолей, и к тому же имели удовольствие наказать своего гонителя. Сегодня у Дроссетов был праздник.
Подойдя к телефону, Глиннес вызвал Эгона Римбольда, зауркашского лекаря. После того, как Глиннес частично описал свое состояние, тот согласился нанести визит.
Проковыляв на веранду, Глиннес опустился в старое плетеное кресло. С веранды, как всегда, открывался безмятежный вид. Жемчужная дымка затуманивала дали, остров Амбаль казался плывущим в воздухе волшебным кораблем. Мысли Глиннеса блуждали... Маруча, внешне выражая презрение к аристократическим церемониям, стала принцессой хуссейда, рискуя пережить мучительный позор (или торжество?) публичного обнажения в надежде выйти замуж за аристократа. Скрепя сердце она согласилась стать женой Джута Хульдена, сквайра Рэйбендерийского. Возможно, в глубине души ее манила усадьба Амбальского острова, куда Джут ни за что не желал переезжать... Джут умер, Амбаль продали, и теперь Маручу ничто не удерживало на Рэйбендери.
