Александр Шалимов - Возвращение последнего атланта
- Я - русский... Из Советского Союза.
Он обернулся и некоторое время молча глядел на меня, чуть приподняв веки.
- Ага, - сказал он наконец, - ты, наверно, с той шхуны, которая стоит в Фуншале. Несколько лет назад здесь был один русский... Зачем тебе Атлантида?! - вдруг закричал он, зло глядя на меня. - Что ты знаешь о ней? Ее надо искать там, там, понимаешь?- он указал костлявым пальцем в открытую дверь, за которой синела гладь океана. - Вы, русские, могли бы... Надо только верить. Верить и хотеть.
- Простите, - сказал я, делая шаг к выходу.
- Куда же ты?! - снова закричал старик. - Ты хотел видеть Атлантиду? Идем!
Мне стало не по себе, и я невольно отступил.
- Не бойся, - сказал он, словно читая мои мысли. - Я еще не окончательно спятил. Я зову тебя не на дно океана. Ты хотел видеть Атлантиду. Иди, смотри...
Он отворил маленькую дверь в стене. За дверью наклонный коридор вел в тускло освещенные красноватым светом залы.
Я колебался, почти не сомневаясь, что имею дело с безумцем.
- Иди, иди, - повторил старик. - Ты хотел видеть Атлантиду. - И он тихонько рассмеялся.
Потом заковылял к своему креслу, сел в него и закрыл глаза.
* * *
Я шагнул в коридор со смешанным чувством любопытства и раздражения, уверенный, что снова окажусь одураченным.
Дойдя до середины коридора, оглянулся. Старик дремал в своем кресле. Коридор вывел меня в полутемную комнату с низко нависающим сводом. Окон в ней не было. Тусклый свет проникал через широкую арку дверей из соседнего зала. Слева от входа, прямо на каменном полу, лежала часть огромной мраморной колонны с резной капителью, испещренной ходами моллюсков-камнеточцев. Справа в стену была вделана массивная мраморная плита, покрытая надписями. Я подошел ближе. Боковое освещение придавало необыкновенную рельефность буквам, высеченным на белом мраморе. Надпись была на двух языках - латинском и греческом.
С трудом вспоминая смысл давно забытых латинских слов, я скорее догадался, чем прочел:
"Кто бы ты ни был, пришелец, проникнись трепетом, ибо стоишь на пороге величайшей тайны Мира, в котором рожден. Все, что увидишь здесь, возвращено океаном, поглотившим могущественнейшую державу Земли. История народов и стран была бы иной, если бы ее продолжали писать атланты. Но они исчезли, и из крупиц оставленных ими знаний выросли науки и искусства Нового мира".
Далее шли пространные цитаты из Платона, впервые рассказавшего людям об Атлантиде.
"Египетские жрецы поведали греческому мудрецу Солону, читал я, - что эллины - свежий цветок на древе человечества. И задолго до них в Элладе существовали сильные государства и жил просвещенный народ... Записи говорят, что народ этот некогда столкнулся с грозной силой, идущей на всю Европу и Азию со стороны Атлантического моря. Там, за столбами Геракла, тогда находился остров, больший чем Ливия, и от него открывался доступ к иным островам и к материку. На этих землях, называемых Атлантидой, сложилась великая и грозная держава. Она владела Ливией до Египта и Европой до Тиррении. Она готовилась поработить и Элладу и весь мир. Однако великие несчастия обрушились на страну атлантов. Разверзлась земля, и заколебались горы, и вулканы начали выбрасывать огненную лаву, и в один день и бедственную ночь вся Атлантида погрузилась в море вместе со своей воинской силой, народом и богатейшими городами".
Убедившись, что и остальные тексты заимствованы из Платона, я направился в следующий зал. Это была библиотека. Ее заполняли тяжелые резные стеллажи, забитые книгами. Здесь хранились сотни томов на всевозможных языках, и все эти книги были об Атлантиде.
Философские трактаты стояли рядом с научно-фантастическими романами, толстые монографии историков - рядом с альбомами газетных вырезок. Я никогда не воображал, что об Атлантиде написано так много.
Удивленный, я переходил от одного стеллажа к другому" пробегал глазами надписи на корешках, брал в руки толстые фолианты, листал их. Атлантида, только Атлантида... Во многих книгах о ней лишь упоминалось, и тогда эти места были отмечены специальными закладками. Над стеллажами висели карты Атлантического океана: старинные, составленные много столетий назад, карты конца прошлого века и наиболее современные, изданные в Нью-Йорке и Москве, Лондоне и Лиссабоне уже после окончания второй мировой войны.
Посреди комнаты на большом столе, заваленном журналами, стоял огромный глобус. На нем, на бледноголубом фоне Атлантического океана, красной тушью были нанесены контуры утонувшего материка. Я напряженно вглядывался в непривычный глазу рисунок географических границ. Человек, собравший эту удивительную библиотеку и нанесший на глобус очертания Атлантиды, располагал сведениями различной достоверности. Одни границы были показаны жирной красной линией с изгибами полуостровов, заливов и мысов, другие - чуть намечены схематическими штрихами, третьи, наименее достоверные, изображены пунктиром. Реки пересекали исчезнувший материк. Они брали начало в горной цепи, которая тянулась с севера на юг. В этой цепи я без труда узнал Срединно-Атлантический хребет.
К западу от хребта рой мелких точек намечал границы обширной пустыни. В ее восточной части был нарисован странный знак, похожий на аэродром. К нему вела тонкая черная нить. Такие же нити, очевидно дороги, соединяли круги городов.
Приглядевшись, я заметил, что контуры Европы и Северной Америки во многих местах исправлены и отличаются от современных. Пиренейский полуостров и горы Атласа продолжены в западном направлении, Бискайский залив уменьшен вполовину, Ла-Манш отсутствовал. Север Европы и Америки был покрыт тонкой синей штриховкой. Ее граница соответствовала контуру льдов в период великого оледенения... И тут я наконец понял: это была не современная карта с гипотетическими контурами утонувшего материка, а палеогеографическая карта четвертичного периода, составленная с какой-то фантастической детальностью...
Неизвестный автор использовал новейшие данные по топографии океанического дна и превосходно разбирался в тонкостях палеогеографии четвертичного времени. Но в то же время множество удивительных деталей, почерпнутых из неведомых мне источников, ставили рисунок на глобусе на грань чистой фантазии. Я напрасно искал дату, фамилию автора, какие-либо условные обозначения. Они отсутствовали.
Может быть, глобус не был музейным экспонатом? Но тогда зачем он здесь? И почему преддверием этой части музея служит библиотека?
Не найдя ответа на свои вопросы, я оставил глобус и двинулся дальше. Следующий зал оказался огромным. Косые узкие окна, расположенные под самым потолком, были затянуты красными шторами: в красноватом сумраке уходили куда-то вдаль ряды колонн, поддерживающих каменный свод. Лишь через несколько десятков шагов я сообразил, что этот зал гораздо больше всего музейного здания и что я нахожусь в подземелье.
