Гарм Видар - С искажённым и светлым ликом
- Вам нечего беспокоится, отец мой. Я прошел уже добрую половину той стези, - хмыкнул барон, не глядя на аббата.
- Но, сын мой! - возопил обескураженный аббат.
- Да-да, отче! А ставка в этой игре такова, что я не задумываясь пройду оставшуюся часть пути, - Марк помолчал немного, дожевывая мясо и отстраненно добавил:
- Ежели... этот, будто истинная саламандра, сумел выжить в том адском пламени, я не пожалею, ни денег, ни жизни, чтобы вырвать тайну магической силы, хранившей его.
Аббат, и так не слишком избалованный послушанием здешней паствы, на сей раз и вовсе онемел. Он лишь разевал огромный лягушачий рот, пучил блеклые глазенки завзятого пьяницы и чревоугодника, похожие в обыденном состоянии скорей на смотровые щели боевого шлема.
"Рыба, аки издыхающая на берегу рыба, - вяло подумал Марк и словно нехотя буркнул:
- А сейчас, для любителей особо острых и экзотических блюд - колдун на конюшне... под пикантным соусом.
И сорвав со стены факел, тяжело ступая ногами, обутыми в огромные сапожищи, решительно двинулся к выходу мимо испуганно жмущихся к стенкам слуг, не оглядываясь, в полной уверенности, что гости последуют за ним...
...ОН ощутил уже почти забытую радость здорового тела. Легким пружинистым шагом ОН прошелся по конюшне. Но, где-то глубоко в подсознании сидела тревога. Мучило и не давало покоя, словно внезапно воспалившийся зуб, отсутствие цели и полная дезориентация в себе. ОН не помнил: кто он, где и зачем...
Барон Марк, с факелом в высоко поднятой левой руке, пересек двор и остановился у дверей конюшни. Группа гостей, в начале последовавшая за бароном, основательно поредела, осталось, собственно, только трое: маркиз Кранц, рыцарь Шерман и аббат. Остальные гости почли за благо незаметно исчезнуть.
Когда же барон обернулся и глаза его в мятущемся факельном пламени зловеще полыхнули, Шерман внезапно пожалел, что ему не хватило благоразумия и смелости не ввязываться в столь сомнительное предприятие. Эту мысль нетрудно было прочесть на его благородном лице, с суетливо бегающими глазками. Глаза же аббата, вновь утонувшие в "смотровых щелях", разглядеть было уже невозможно, только алчный проблеск таился меж набухшими тяжелыми веками. Лишь маркиз Кранц не боялся - ибо был пьян и туп, что и отражалось на его, далеко не святом, лике и столь же нетвердой поступи, - туп сегодня, а пьян всегда...
- Святая троица, - невольно хмыкнул барон.
- Не кощунствуй, сын мой, - неуверенно проворчал аббат.
Рыцарь Шерман - промолчал, так на всякий случай, а маркиз Кранц многозначительно и задумчиво икнул...
...ОН замер. За дверью таился невероятный сгусток эмоций: страх, вожделение, неприятие, ярость, тупое равнодушие и всепобеждающее самодовольство. ОН тряхнул мгновенно отяжелевшей, "набухшей" головой, пытаясь сбросить тягостные эмоциональные путы. И в это время двери конюшни широко распахнулись...
Барон Марк невольно отшатнулся, факел в его руке дрогнул. Со спины на барона напирали: аббат и маркиз. Рыцарь Шерман пока благоразумно держался поодаль.
- Он... там... - довольно невразумительно пробормотал барон.
- Какая приятная неожиданность! - немедленно отреагировал маркиз, слегка посвежевший на воздуху - правда посвежевший, не настолько чтобы мыслить абсолютно логично. Аббат, оттеснив замешкавшегося барона, с трудом разместил свое объемистое тело в дверном проеме и простер вперед дрожащую пасторскую длань, огромную распухшую и красную, словно несвежий окорок, надеясь, по видимому, быть неуязвимым при столь эфемерной защите.
- Сын мой, - торжественно начал аббат, но натужная бодрость гармонично и непосредственно переросло в тихую панику. - Да, он же совершено невредим!!!
- Я привез его едва живого... обожженного... Он почти не дышал!!! шептал ошеломленный барон Марк.
Рыцарь Шерман вдруг проворно рухнул на колени и стал истово молиться. Аббат от неожиданности резко обернулся и осенил рыцаря крестным знамением, а затем яростно плюнул с досады. Маркиз Кранц тихонько сполз по дверному косяку и удобно устроившись на грязных плитах залился жизнерадостным сатанинским смехом.
В зыбком факельном свете общая картина приняла аллегорическую многозначность, допуская одновременно противоречивые толкования происходящего: то ли приобщение к некому таинству, то ли картина всеобщего безумия.
- ТИХО!!! - взревел барон Марк.
...ОН замер в центре конюшни, бесцеремонно вырванный из ласковых объятий тьмы светом и безжалостным перекрестьем эмоциональных флюидов. Эмоциональные импульсы такой интенсивности буквально пригвоздили, распяли ЕГО. Пытаясь сбросить наваждение ОН сделал шаг на встречу источнику мучений...
Аббат шарахнулся от протянутой бледной руки и как поршень выдавил из дверного проема и барона, и маркиза Кранца. Рыцарь Шерман, проявив завидную сноровку и несколько шокирующую поспешность, мигом захлопнул дверь конюшни, нежно приперев ее своим тщедушным аристократическим телом.
Маркиз Кранц, которого уронили-таки окончательно, не вставая и отрешенно созерцая звездное небо вдруг трезвым и мрачным голосом объявил:
- Балаган!
Аббат дернулся и злобно прошипел:
- Антихрист!!!
- Это вы мне? - слабо шевельнулся маркиз.
Барон Марк, наконец решился: ткнул факел в руки сноровистому рыцарю Шерману и подхватив Кранца подмышки, рывком поставил его на ноги. Не дожидаясь дальнейшего развития сюжета, барон Марк решительно оттеснил задумчиво закостеневшего бравого рыцаря и, отобрав факел обратно, прежде чем присутствующие успели что-либо сообразить, распахнул дверь ведущую в конюшню и сделал шаг... И дверь захлопнулась за ним.
...ОН чуял чужое смятение. Тот второй, что таился сейчас в полумраке, привнес дисгармонию в восприятие внешнего мира. Сбалансированное мироощущение дрогнуло. Мир чужих страстей взорвал четко отлаженный механизм стабилизации изнутри. ОН вдруг осознал, что эта непохожесть, с тем - другим, клокочущими простыми первобытными, но такими мощными и разнообразными эмоциями, таит в себе предвестие порока. Порока его идеально защищенной регенерирующей, но такой растительной психосоматической самоорганизации. ОН ощутил себя чистым листом, заготовкой. Наконец появилась Цель - ОН должен стать интеллектуально-эмоциональным сканером. ОН должен вобрать в себя мир, мир этого - другого. И всех остальных тоже... И тогда... больше не противясь, ОН открыл все каналы приема информации...
Барон рухнул на колени. Факел выпал из обессиливших рук на землю, и его свет стал еще более неровным и призрачным. Барон внезапно ощутил, что его сознание взбунтовалось. Вся его противоречивая натура всколыхнулась, словно застоявшееся болото в которое угодил метеорит, забурлила в водовороте захлестывающих петлей желаний, взбесившейся лавиной наползающих друг на друга. И может быть впервые со дня, когда не стало матушки, Марк ощутил, как дрогнуло нечто в груди, отдалось гулом в висках, заставило покачнуться и прикрыть глаза. Не память, а отсвет памяти; не страх - а неосознанная надежда на страх. И все это вместе - жестокая и безнадежно адская мука, именуемая Совестью.
