Джордж Гайп - Гремлины
Почувствовав присутствие хозяина, Могвай пошевелился, открыл глаза, затем вскочил и встал в ожидании, чувствуя запах еды.
По-доброму улыбаясь, китаец открыл ящик сверху и просунул руку, чтобы осторожно поднять Могвая. Он поставил его на стол рядом с тарелкой и кивнул.
— Можешь теперь насладиться, дружок, — мягко сказал он, нежно гладя Могвая по голове, отошел на шаг назад.
Могвай посмотрел в тарелку. Конечно, там опять был чужеродный предмет. Вчера это был кусок мягкого тягучего дерева; до этого — пара пористых белых щепок, которые китаец, как он видел, достал из упаковочного ящика. Понюхав черную резиновую мякоть, он сразу определил, что, если ее съесть, вреда не будет. Он знал, что в лучшем случае она будет безвкусной, в худшем — горькой, абсолютно лишенной питательности, и ее будет очень трудно жевать. Но китайцу так нравилось смотреть, как он ест несъедобные вещи, что он считал неблагородным разочаровывать его. Он справится с этим предметом всего лишь за минутку, а потом сможет с удовольствием съесть все остальное в качестве десерта.
Схватив зубами губку, он втянул ее в рот и начал перемалывать резцами. Как он и подозревал, она была жестка и имела привкус бензина — он не принадлежал к числу его любимых специй. Но Могваю нравилось смотреть, как лицо старика принимает выражение удивления и радости. Меньше чем через минуту, проглотив неперевариваемое блюдо, он деловито и жадно набросился на рис и рулет с яйцом. Быстро глянув вверх, Могвай увидел довольную улыбку на лице китайца и не пожалел о том, что потрудился и съел губку.
Доставить удовольствие старику — это, в конце концов, не такая уж большая плата за мирную жизнь.
ГЛАВА 2
Билли долго боролся со страстным желанием как следует пнуть в бок свой мерзкий фольксваген. Потом он все же двинул как следует сапогом по ржавому пятну в том месте, где заднее крыло соединялось с корпусом машины.
И сразу пожалел об этом. Не только из-за резкой боли в пальце. Машина выпуска шестьдесят девятого года была хоть и стара, все же являлась достаточно надежным средством передвижения. Правда, клапан сопротивлялся всем попыткам Билли открыть и закрыть его по своему желанию, и его приходилось либо полностью открывать, либо оставлять в закрытом положении. Терпение Билли испытывали скрип и дребезжание, но, поскольку они были «временными» (по выражению механиков, неспособных найти их причину), они с машиной как-то приспосабливались друг к другу.
Но почему она вечно артачилась, когда он опаздывал на работу? Вчера вечером было так же холодно, может быть, даже холоднее, чем сегодня утром. Ему не особенно хотелось пиццы, и он безусловно не испытывал никакой радости от того, что его, и именно его, отправили за ней. Почему эта телега не закашлялась и не сдохла тогда?
Он вздохнул, посмотрел на часы и вздрогнул. Если бы его могли запихать в пушку и выстрелить прямо в банк, он опоздал бы всего на минуту. Он взглянул вокруг. Улицы странного города Кингстон Фоллз с населением в 6122 человека были пусты, как всегда, когда нужно было, чтобы кто-нибудь тебя подвез.
Кингстон Фоллз можно было назвать скучным городом, но прожив там всю свою жизнь — двадцать один год, Билли любил его. Они, казалось, подходили друг другу: оба были какие-то приземленные. Если его мать говорила нечто подобное несколько лет назад. Билли Пельтцер дулся и у него портилось настроение. Теперь он понимал, что он действительно средний человек. Били Б+ — в зависимости от вкуса наблюдателя-женщины. Его волосы — темные и такой длины, какую только мог позволить себе банковский служащий — обрамляли удлиненное лицо с парой темных серьезных глаз и широким выразительным ртом. Кожа его, слава Богу, уже прошла стадию прыщавости: прыщи и угри лишь изредка напоминали о себе.
Он явно не был мускулистым и его нельзя было назвать жилистым. У него было такое тело, что даже тренер по футболу в средней школе не мог подобрать ему амплуа. Он был слишком маленьким для нападающего, слишком коренастым для вратаря, недостаточно сильным для полузащитника. И поскольку в Кингстон Фоллз больше ценилось участие, нежели победа. Билли Пельтцер провел два года в защите на школьном поле. Высшая точка в его карьере была не тогда, когда он перехватил пас и погнал мяч назад к победному удару, а когда подхватил упущенный мяч, что правело к ничьей и спасло Кингстои Фоллз от абсолютного проигрыша в сезоне.
После окончания школы он не пошел в колледж просто потому, что не знал, кем хочет быть в жизни, и ему было стыдно транжирить родительские деньги. Идти по стопам отца — означало следовать за белкой по лесу. Отчасти изобретатель, отчасти коммивояжер, Рэнд Пельтцер имел послужной список, похожий на список частей для авианосца. Билли знал, что ему не нужно такое кочевое существование, и все же ему было так трудно определить, чего он хочет, что его друг Джон Гринкевич — уже кончавший технический колледж — как-то предложил ему попробовать стать дневным сторожем в передвижном театре.
Вместо этого Билли прошел тест выпускника средней школы на профессиональную пригодность, по результатам которого выяснилось, что он вполне подходит для службы в банке. Однако из теста не было ясно, насколько он останется годен, если и дальше будет опаздывать.
— Опять сломался?
Знакомый голос принадлежал Меррею Фаттерману, словоохотливому соседу, сидевшему за рулем своего яркокрасного снегоочистителя. Когда шел снег, Фаттерман садился за рычаги и помогал чистить улицы, отчасти выполняя обязанности по коммунальным услугам, отчасти, как подозревал Билли, — поскольку это давало ему возможность потрепаться с людьми.
— Помочь, Билли?
— Нет, спасибо, — ответил Билли. — Это не аккумулятор. Я только что зарядил его. Мне кажется, это сцепление. Или она просто решила поупрямиться.
Фаттерман затормозил и слез с обитого мехом сиденья, Билли про себя простонал, зная, что не может терять времени: Фаттерман желал добра, но он мог минут десять рассказывать тридцатисекундную историю.
— Спасибо, мистер Фаттерман, — быстро сказал Билли, отходя от машины и направляясь к улице в надежде обойти доброжелательного соседа. — Я пойду. Я уже опоздал на работу.
С таким же успехом он мог заговорить на санскрите или подражать пению птиц. Одобрительно кивая, коща Билли проходил мимо него, Фаттерман пристально взглянул иа фольксваген.
— Ничего хорошего в иностранных машинах, — сказал он. — Они вечно замерзают.
Билли заколебался, еще недостаточно отчаявшись, чтобы решиться идти на работу по холоду. Фаттерман был безобиден, а иногда даже помогал. Он долго стоял и смотрел на машину, его прямые-первые волосы прилипли ко лбу. Фаттерману было далеко за пятьдесят, он выглядел моложе, но из-за болтливости и снисходительного обращения иногда казался еще старше.
