Сергей Синякин - Резервация
- Деятели искусства являются капиталом любого общества, - сказал референт, протирая очки и близоруко щурясь. - Мы вынуждены обеспечивать охрану нужных обществу людей в эти тревожные дни. Остров Ро не тюрьма, это ни в коем случае не антовские лагеря. На острове вам будут предоставлены все возможности для плодотворного творчества.
- Но я не хочу уезжать, - упорствовал Давид. - Я должен все видеть собственными глазами. Для того, чтобы писать, надо знать.
- Мы не можем обеспечить вашу безопасность иначе, - твердо сказал референт. - Вы меня понимаете, Ойх?
Давид встретился с референтом взглядом и понял, что у государства действительно нет возможности защитить непослушного художника от убийц, которых оно само же направляет. Давиду стало страшно от неуступчивой решимости маленького человечка, твердо определившего его судьбу.
- Хорошо! - сдался Ойх. - Но я оставляю за собой право выехать с острова в любое время.
- Разумеется! - референт закивал маленькой головкой с аккуратным пробором. - Будем считать, что мы достигли соглашения и ваш сопровождающий может оформлять все необходимые документы?
- Зачем же? - возразил Давид. - У меня достаточно средств, чтобы добраться до места самостоятельно.
- В мирное время, господин Ойх! - отозвался референт. - Сейчас это слишком опасно. Страна втянута в братоубийственную войну. Вас доставит на остров военный вертолет.
- Какая забота! - Давид не мог сдержать иронической улыбки. - Вы так торопитесь доставить меня на остров?
- Не только вас, - невозмутимо сказал референт. - И, честно говоря, не столько вас. Хотя вы и доставили правительству немало хлопот.
Год назад издательство "Стаут" предложило Давиду написать биографию Главы Государства. Выбор не был случайным. В этот год Давид стал лауреатом премии Флиппса, несколько раз был издан в Штатах и имел там успех. Давид понимал, что написанная им биография Стана будет редактироваться прежде всего самим героем. Тем не менее он согласился, поставив условием, что каждая глава биографии будет печататься в журнале издательства. Издатель Харт согласился после очередных консультаций с генералом Станом. В течение шести месяцев. Ойх ежедневно общался с генералом, выслушивая его воспоминания о детстве и монологи о генеральском предназначении в обществе. Никогда еще Давид не работал так тщательно, как над биографией диктатора. Каждая глава будущей книги рецензировалась лично Главой Государства и была полна его безудержного восхваления. От Давида отвернулись друзья. От него ушла жена. В листовках ФНО Давида называли апологетом кровавого режима. Но изданная отдельной книгой биография вызвала настоящий политический взрыв, карикатурно высветив Стана, его зависимость от иностранных монополий, его беспомощность в решении социальных вопросов и жадность единоличной власти. Динамитные строчки, вкрапленные в отдельные главы, объединились в заряд огромной силы.
Многие ждали ареста Ойха. Кормчий Нации оказался умнее. Генерал сделал вид, что ничего особенного не произошло. Книга вышла полным тиражом, правда, не поступила в свободную продажу. По указанию департамента просвещения книга была распределена в общественные библиотеки, откуда весь тираж благополучно изъяло цензурное ведомство. Гонорар Ойху выплатили полностью, более того Стан обеспечил выдвижение произведений Ойха на Литературную премию Нации, но, к сожалению, для получения ее писатель не набрал нужного количества голосов. Генерал Стан добродушно отозвался о своем неудачливом биографе: "Он слишком мелок для описания крупных фигур!"
Иных последствий смелая и довольно безрассудная выходка Ойха не имела.
На остров Ро Давида доставил армейский вертолет.
Всю дорогу он сидел в тесном грузовом отсеке, заваленном какими-то синими баллонами. У провожатого в пятнистом комбинезоне был усталый вид. Впрочем, он и должен быть усталым. С началом крестьянских волнений в Нагорье работы у жандармерии, несомненно, прибавилось. Судя по отрывочной информации, там и регулярной армии приходилось несладко.
Давид покосился на руки офицера. На ребрах ладоней и костяшках суставов угадывались мозоли, нажитые упорными занятиями каратэ. Во время первого переворота несколько таких спортивных молодчиков изнасиловали в полицейском участке, откуда разбежались стражи порядка, дочь соседей Давида. Девочка повесилась на пятый день после случившегося, мать ее была близка к помешательству, и Лань (тогда они еще жили вместе) неотступно сидела подле нее. Давид измучился, оказывая соседу помощь в оформлении кладбищенского участка и приобретении гроба - в те страшные дни это был самый ходовой товар.
Все на острове выглядело безмятежно.
Рядом с вертолетной площадкой находилась лодочная станция. Десяток разноцветных лодок болталось на серой воде. На понтонах станции с удочками в руках сидели.и стояли полураздетые солдаты.
Из вертолета они пересели в армейский "джип" и вскоре уже ехали по направлению к белеющим в зелени деревьев зданиям.
Машина притормозила у полосатой будочки перед опущенным через дорогу шлагбаумом. Офицер протянул подошедшему автоматчику какие-то бумаги, часовой внимательно изучил их, вернул и привычно откозырял:
- Проезжайте!
Шлагбаум поднялся, и машина въехала на широкую тенистую аллею, в конце которой возвышалось тридцатиэтажное здание гостиницы.
- Я вижу, здесь пропускной режим? - заметил Давид.
Офицер удивленно взглянул на него.
- Господин референт заверил меня, что в любой момент я могу покинуть остров. У меня действительно свободный выбор?
Водитель по-лошадиному всхрапнул, но осекся под суровым взглядом офицера.
- Господин государственный референт не солгал, - вежливо сказал офицер. - У вас действительно свободный выбор, господин Ойх!
В последний раз на этом острове с Давидом разговаривали так вежливо. После полудня, уже разместившись и гостинице и пообедав в превосходном ресторане, Давид решил прогуляться. Пройдя по аллее, он вышел на караульный пост, и часовой немедленно повернул в его сторону автомат. "Назад!" повелительно крикнул солдат. "Что это значит?" - по застарелой интеллигентской привычке возмутился Ойх. Вместо ответа часовой ударил короткой очередью над его головой. Инстинктивно пригнувшись, Давид бросился назад, чувствуя спиной насмешливый взгляд часового и черный зрачок автоматного дула.
В вестибюле гостиницы сидел скучный пожилой бригадир жандармерии, и Давид излил свое возмущение на него. Бригадир равнодушно выслушал писателя и вместо ответа протянул ему свежеотпечатанную листовку, из которой Давид узнал, что, находясь на острове, он пользуется всеми правами гражданина Эврии и вместе с тем ему запрещено выходить за посты жандармерии, покидать остров без предупреждения жандармпоста, приближаться к Больничному Центру острова и административным зданиям без специального на то разрешения. Схема запретных и свободных передвижений прилагалась. Давид прочитал листовку с бешенством и отчаянием, но не подал виду.
