Генрих Эрлих - Последний волк
Через неделю Мать совсем обезумела. Когда они трусили по лесу в поисках добычи, она вдруг обгоняла его - Вожака Стаи! - и резко останавливалась, выгибаясь и приподнимая круп, или бежала рядом с ним, поталкивая его плечом в плечо, затем начинала привычно покусывать его в плечо и, распаляясь и злясь на его непонятливость, накидывалась уже всерьез. Неизвестно, чем бы это кончилось, но в один из таких моментов Мать сделала ошибку, недопустимую даже для Неразумного Волка - ее передняя лапа угодила в огромный капкан, эти переносные челюсти слабых и коварных двуногих. Она коротко взвыла и как подкошенная упала на месте, скуля и постанывая. Волк замер, повел вокруг носом, убедился на всякий случай, как учила Мать, что капкан был только один, и только после этого осторожно подошел к Матери. Правая передняя лапа была раздроблена чуть ниже коленного сустава, сквозь прорыв шкуры виднелся кусок белой, в трещинах кости и широкой струйкой стекала на белый снег и вороненую сталь капкана кровь. Мать лежала с закрытыми глазами, тяжело дыша, но Волк знал, что это временное забытье, просто она собирается с силами для того, чтобы сделать то, Что Положено Делать При Попадании в Железные Зубы. Один раз она показала ему это после обычного урока по нахождению капкана. Мать открыла полные страдания и боли глаза, подернутые влажной мутноватой пленкой, которую он уже видел, когда завалил косулю и, вцепившись ей в горло, наблюдал, как с каждой порцией крови, льющейся ему в рот, уходит жизнь из беззащитных добрых глаз. Он решил помочь Матери и, сглотнув враз наполнившую пасть слюну, потянулся к перебитой ноге. Но она вяло оттолкнула его носом, чуть-чуть подобралась, устраиваясь поудобнее, и начала медленно перегрызать сухожилия коленного сустава. Когда она наконец освободилась от капкана и, обессиленная, инстинктивно отползла чуть в сторону, у нее не оставалось сил возражать Волку, и он долго вылизывал ей культю, до тех пор, пока не перестала идти кровь.
На их территории Волк с Матерью заготовили несколько потаенных лежбищ и через несколько часов они достигли ближайшего из них. В обычное время это заняло бы у них не больше четверти часа, тем более что мартовский наст в открытом поле не проламывался при ровном беге. Теперь же Матери пришлось передвигаться прыжками и она каждый раз проваливалась по брюхо, ударяясь, несмотря на все предосторожности, раненой культей о зернистый наст и жалобно поскуливая. Несколько раз она валилась набок и долго лежала, закатив глаза и тяжело дыша. От этого лежания, от невозможности хорошо встряхнуться шерсть сразу свалялась, местами смерзлась в сосульки; ветер свободно проникал до самой кожи и вскоре ее, обессиленную от большой потери крови, начинала бить крупная дрожь. Но вдруг ее помутневший взор загорался неистовым огнем, она, пошатываясь, вставала, делала несколько коротких, неуверенных прыжков, потом расходилась и твердо, по кратчайшему расстоянию двигалась к лежбищу, до следующего падения.
Ей нужна была еда, много еды, тем более, что из-за своей нервозности она почти не ела последнюю неделю. Поэтому Волк, едва они достигли лежбища в глубине леса и он сделал контрольный круг, проверяя все ли в порядке, устремился обратно в поле. Было самое голодное время года, но ему повезло и всего через какие-нибудь три часа бега он наткнулся на свежий след оленя. События последнего дня вкупе с сильным запахом прошедшей недавно в этом месте живой горы мяса застили его недостаточно опытный ум и он забыл одно из правил охоты, не единожды преподанный ему Матерью: на оленей охотятся Стаей и после отдыха. Волк резко рванул по следу оленя, но тот загодя почуял его и, не давая приблизиться, мощными грациозными прыжками помчался прочь, держась открытого пространства. Волк гнал его целый день, но ни разу не смог приблизиться на расстояние решающего прыжка. Пару раз казалось, что вот еще чуть-чуть, он даже подбирал задние лапы, чтобы сильнее оттолкнуться и резко выброситься вперед и вверх, к напряженным жилам горла, но в этот момент олень, как бы смеясь над ним, увеличивал темп бега и отрывался. Так они домчались до границы его Территории и тут материнская заповедь - охотиться на своей Территории, расширять Территорию не охотясь - остановила бессмысленную погоню. Волк повернул назад и только тут осознал, как он безумно устал. Он добрался до ближайшего лежбища, разгрыз пару костей, оставшихся от давней добычи, и тревожно уснул.
Он вернулся к Матери через три дня, принеся ей почти целого зайца. Он положил зайца перед мордой Матери и, так как она никак не отреагировала, слегка толкнул ее носом в голову. Она была твердой как камень и потеряла большую часть родных запахов.
Волк вышел на опушку леса и, подняв голову, уперся глазами в идеально ровный круг луны. И он завыл. Он плакал о Матери, о Стае и о себе. Он стал Одиноким Волком.
x x x
Первыми, как обычно, зашевелились газетчики. Все началось с маленькой заметки в районной многотиражке "Белый Север" в разделе "Вести из леса" молодого корреспондента Иона Фельдблюма, писавшего под экзотическим псевдонимом Ной Блюменфельд, о том, как старый егерь Егорыч поведал ему о появлении в местных лесах волчьих следов, которых он не встречал уже много лет. Молодой сотрудник "Губернских новостей", ответственный за поиск интересных материалов из глубинки, проверил информацию, выпив со старым егерем две бутылки водки "Губернатор", и, проникшись неколебимой верой как в новое пришествие волков на страну, так и во всемогущество медицинских и реанимационных свойств моченой брусники, направился в творческую командировку в столицу, где выяснил три важнейших вещи: во-первых, последнее сообщение о наблюдении волков в стране было пять лет назад, да и то касалось нахождения трупа волчицы с отгрызенной после попадания в капкан лапой; во-вторых, столичные дамы оказались в анатомическом плане абсолютно идентичны губернским барышнях и деревенским дояркам, но были в среднем лет на двадцать старше и пили неизмеримо больше; в-третьих, свойства моченой брусники есть величина постоянная при экспоненциальном росте цены при приближении к столице (понятно, что молодой сотрудник "Губернских новостей", как и всякий нормальный потенциально великий писатель, имел вполне земную, в чем-то даже мещанскую профессию, в данном случае - школьный учитель математики с дипломом губернского педагогического университета).
Вернувшись домой, наш ретивый молодой сотрудник написал краткую заметку под ясным названием "Возрождение волков как экзистенциальная модель развития мира" объемом чуть менее "Степного Волка" Германа Гессе, столь же наполненную литературными аналогиями и апокаплисическими видениями, которую главный редактор непринужденным движением всегубернско известного красного карандаша превратил в полновесную статью объемом в 1/32 печатного листа под претенциозным названием "Волки: правда и вымысел", которая сводилась, в основном, к изложению рассказа старого егеря Егорыча.
