Владимир Дрыжак - Точка бифуркации
Хорошо, едем дальше.
"2. Экспертиза не считает причиной аварии выход из строя двигательной установки. Характер разрушений дает основания утверждать, что выход судна из строя вызван внешними факторами."
Приятно слышать! Что за факторы такие? Спиридонов сказал, что от реактора вообще ни черта не осталось. Ситуация наверняка была такова, что по остаткам двигательной установки никаких определенных выводов сделать не удалось. А это может означать только одно: все необходимые мне выводы должен буду сделать я сам на основании бесед с участниками происшествия, из которых непосредственных осталось только трое, зато косвенных, наверное, - целая сотня, а то и две.
Далее... А вот и самый печальный "человеческий фактор", который теперь можно изучать только по косвенным данным:
"3. Комиссия констатирует факт гибели в результате аварии четырех членов экипажа (в скобках - вторая специальность)
Асеев Иван Иванович - капитан судна (дублер-пилот, специалист по связи);
Вэнхуа Дэн - бортинженер (программист-вычислитель);
Грэндсмит Джон - первый пилот (специалист по электронике и роботам);
Сомов Евгений Сергеевич - специалист по ЯДУ (дублер-пилот).
4. По факту аварии комиссия не дает никаких рекомендаций в части мер по повышению безопасности эксплуатации судов Космофлота."
Ниже следовали пять подписей. Двоих членов комиссии я знал лично. Что касается последнего пункта, то, видимо, разрушения носили столь сильный характер, что там просто ничего выловить не удалось. Обычно они предлагают какие-нибудь замысловатые меры. Что-нибудь типа: "установить дополнительную переборку между тем-то и тем-то на судах класса такого-то и такого-то". Хотя мне, как неспециалисту, трудно передать весь колорит этих мер. Мне, например, попадались рекомендации пустить на слом все суда некоего класса. Самое интересное, что эти рекомендации приняли к исполнению...
К Заключению, как и полагается, прилагалось Приложение. И я уже было собрался его основательно изучить, но тут меня пригласили к видеофону. Я подошел.
С экрана на меня смотрел индивидуум лет тридцати пяти, загорелый, лысоватый, в очках, нос крупный, глаза карие, волосы... Цвет волос установить не удалось. Нет, такие цвета мне еще не попадались. Все остальное было у него в полном порядке.
- Здравствуйте, - сказал индивидуум.
- Здравствуйте, - сказал я. - С кем имею честь?
- А я?
- Следователь второго сектора Главного управления космонавигации Гиря Петр Янович.
- Как Гиря?
Я с удовольствием отметил, что моя фамилия произвела обычное впечатление. Следует отметить, что у меня весьма подходящая для следователя фамилия...
- Очень просто, - сказал я. - Вообще-то у меня двойная фамилия: Пудовый-Гиря. Но в быту я пользуюсь только второй частью - это помогает следствию.
- А-а-а... - протянул он. - Так вы следователь? А я думал, что следователей уже не бывает.
- Бывает, - заверил я. - Все же хотелось бы узнать, как вас зовут. Впрочем, я кажется, догадываюсь. Ваша фамилия Щипаченко.
На лице индивидуума отразились размышления.
- Да. - наконец сказал он. - Ничего не попишешь, такая уж уменя фамилия...
- А все остальное?
- Иван Герасимович. А в чем дело?
- Я хотел бы встретиться и поговорить.
- Прямо сейчас?
- Да, - сказал я строго. - Буду настаивать.
- А где?
- Лучше всего внизу у входа в ваш первый корпус. Там есть скамейка и нет лишних свидетелей.
Он захихикал.
- Видите ли, я сейчас нахожусь в Южном полушарии, и раньше чем через три часа нам встретиться не удастся.
Теперь настала моя очередь удивляться.
- Как же вас туда занесло?
- Дела, - сказал он флегматично. - Будете ждать?
- Буду, - сказал я.
Щипаченко прибыл через полтора часа. Как уж ему это удалось не знаю. Мы встретились с ним у входа в первый корпус. Отошли в сторону и сели на скамеечку.
- Вот что меня интересует, Иван Герасимович, - сказал я. - Вы, если не ошибаюсь, непосредственно участвовали в... То есть занимались лечением, одного из членов экипажа "Вавилова".
- А-а-а.., вот вы зачем! Тогда попрошу ваше удостоверение, или что там у вас?
- Вы мне не доверяете?
- Отчего же, доверяю вполне. Но есть врачебная этика, а, тем более, дело касается такого необычного.., м-м-м...
Я вывел его из затруднения тем, что показал свое удостоверение. Он его внимательно изучил, а потом поинтересовался:
- Вам можно все рассказывать? Ну, то есть вы имеете право?.. А то, знаете, я как-то не в курсе. Иначе говора, вы лицо официальное?
Я подтвердил, что вполне, и что более того, наш разговор останется в тайне, поскольку я тоже связан профессиональной этикой.
Он вздохнул с видимым облегчением.
- Ну ладно, тогда спрашивайте.
- Насколько мне известно, полтора года назад к вам на излечение поступил после курса реабилитации и физиологического лечения планетолог седьмой экспедиции на Уран Сомов Владимир Корнеевич?
- Да, - сказал Щипаченко, - поступил.
В его голосе мне послышались нотки не то сомнения, не то сожаления.
- Рейдер потерпел аварию, четыре человека погибли, трое чудом спаслись, и он был одним, из них. Состояние крайне тяжелое, частичная утрата памяти, нарушение речевой функции и так далее...
- Да, да, - произнес он. - Действительно, поступил некто по фамилии Сомов. Но который из двух - сказать трудно.
- Что-то я вас не вполне понимаю. Эти Сомовы - они что, были близнецами?
- Да нет, они, судя по документам, даже не родственники. Так, однофамильцы...
- Тогда с чем же связаны ваши сомнения? Ведь из документов явствовало, что в клинику поступил В.К.Сомов, планетолог.
- Действительно, явствовало.
- Так в чем же дело? Внешность, антропометрические данные его? Родственники?..
- Тут все нормально. И родственники навещали - мать, сестра... А внешность... Видите ли. в результате аварии внешность слегка пострадала - он ведь обморозился здорово. Но по внешности это был именно В.К.Сомов. Волосы темные, глаза карие. А у того, говорят, волосы были русые, да к тому же он и старше был лет на двадцать.
- Стало быть, это был В.К.Сомов, планетолог?
- Был. Но все дело в том, что сам он считал себя другим Сомовым.
- Что значит считал!.. Я, например, скажу, что считаю себя Фомой Аквинским! Что же с того?
Щипаченко с интересом меня оглядел с ног до головы.
- Да? - сказал он улыбаясь. - Это очень интересно. И у вас есть доказательства?
- А у него они были?
- В том-то и дело, что были... Вы, простите, кто по специальности?
По специальности я был лингвистом. Но когда это было...
- Во всяком случае, вы не психопатолог, как я понял, сказал Щипаченко. - Поэтому я затрудняюсь представить вам эти доказательства. Хотя все наши беседы с Сомовым кристалографированы, и вы, если потребуется, можете их просмотреть... Но дело не в этом. Вот представьте себе: вы попадаете в клинику и заявляете, что вы - все тот же Фома Аквинский. А из документов явствует, что вы - то самое лицо, которое я видел в удостоверении. Что я предпринимаю как лечащий врач. Прежде всего я предполагаю, что у вас не в порядке психика. Шизофрения или что-то в этом роде. Я вас не пытаюсь разубедить, просто начинаю выяснять исподволь, как этот Фома в вас оказался - где вы его почерпнули. Кроме того, я пытаюсь выяснить, кто вы такой на самом деле. И, поверьте мне, непременно выясню. Вы расскажете мне о голубом детстве, о том, что вы видите на картине Репина "Запорожцы пишут письмо турецкому султану", какие песни пел ваш отец, чем отличается шашлык от плова, а плов от наждачной бумаги. Вам иногда будет казаться, что это не вы Фома Аквинский, а, наоборот, я - как бы Джордано Бруно... Но в конце концов я все про вас узнаю и, может быть, даже вылечу.
