Джон Уитборн - Рим, папы и призраки
– Мягкосердечие никогда не значилось среди их основных привычек, деловитым тоном произнес Солово.
– Да, - согласился гость. - Впрочем, и ваших тоже, если судить по тому, что я прочел о вас.
Не обращая внимания на выпад, Солово пожал плечами.
– Я вижу, собственная нагота не смущает вас. И это тоже происходит от вашего восхищения римско-эллинской культурой - вместе со стоицизмом и… со всем прочим?
[Стоицизм - древняя философия, утверждавшая, что жизнь следует провести в соответствии со вселяющим трепет порядком, установленным в природе; делает упор на сдержанность, самоограничение и добродетель, понимая их как обязанность и награду. В римском контексте и в настоящее время связана с известной суровостью нравов и так называемыми "республиканскими добродетелями". Ее притягательность проявляется в возможности рационального упорядочения жизни и бегства от бесцельных бурь, свойственных человеческой природе. "… Там, где добродетель начинает терять центральное место, немедленно возникает стоическая манера мышления и действий. Стоицизм остается одним из постоянных вариантов морали в культурах Запада" (Аластер Макинтайр. За добродетелью, 1981). С другой стороны, великий классицист профессор Ю.Гриффитс грубо отмахивается от этого учения, называя его "щитом отчаявшихся, подарочной оберткой для стремления к смерти".]
– Да, - ответил адмирал с самой мягкой миной. - "Вместе со стоицизмом и со всем прочим". К тому же, - добавил он едким тоном, - во всех культурах, с которыми я был знаком, перед купанием принято разоблачаться. Или это не так в вашей… Англии?
– Точнее, в Уэльсе.
– Невелика разница.
– Тем не менее она существует. Видите ли, адмирал, я понимаю, что вторгся в занятие, крайне важное для вас, но сделал это не без причины. Сознавая, что время вашего отбытия недалеко, наши господа послали меня передать вам благодарность, на которую я намекал. Мне доверено прощальное послание, выражающее вам самые теплые чувства.
– Терпеть не могу сантименты. Более того, презираю их со страстью, парадоксально противоречащей моим стоическим убеждениям. Боюсь, что ваше путешествие из страны дождей и эмоциональной дизентерии было напрасным. Я способен невозмутимо продолжить свое купание, не выслушав той пламенной вести, которую вы принесли мне.
– И это мы тоже подозревали, - ответил гость, - поэтому одним прощанием новости не ограничиваются. Я привез с собой Книгу, точнее ее копию.
– А… - проговорил адмирал, приступая к переоценке мнений. - Это может изменить дело. Всю целиком?
– От альфы до омеги, с первой до последней страницы и не замаранную сокращениями.
– Понимаю… - Солово задумался. - Это другое дело.
– Я на это надеялся.
– Если вам настолько доверяют, значит, вы занимаете куда более важный пост, чем я считал. - Адмирал поглядел на коренастого молодого уэльсца с известным уважением.
– Не принимая важного вида, можно глубже понимать истинную человеческую природу. - Гость пожал плечами. - К тому же нам издавна известна непредсказуемость вашего поведения. Но вашим знаменитым стилетом Книгу у меня не добудешь, в таком случае она просто самовозгорится. Если приготовления не были напрасными, я могу справиться со всем, что вы способны придумать.
– Отлично, - ответил Солово, все еще обрабатывавший поток информации… могучий интеллект его явно предшествовал компьютерам. - Хорошо. Я поговорю с вами и подожду пускать в ванну собственную кровь.
Уэльсец согласно кивнул.
– Великолепно. Я думаю, это пойдет на благо нам обоим.
Адмирал скорбно улыбнулся.
– Боюсь лишь того, что от слов моих душа ваша съежится и вы уподобитесь камню.
– Подобно вам? Откровенно говоря, надеюсь на это.
– Мне же, - проговорил Солово, - любопытно просто подержать Книгу в руке, узнать, к какому именно итогу пришел я в конце своей жизни.
– Итак, по рукам, - ухмыльнулся уэльсец.
– Сделка была совершена давным-давно, - возразил адмирал, - и, по моему мнению, оказалась нечестной… не с моей стороны.
– Для вас в ней была своя выгода, - последовала ответная колкость. - А теперь можно ли позвать кого-нибудь из ваших ганимедов [Ганимед прекрасный юноша, похищенный Зевсом и ставший виночерпием олимпийских богов] помочь вам хотя бы одеться, если вы не нуждаетесь в чем-то другом?
– Они более приучены к обратному процессу, - произнес Солово менторским тоном. - Что же касается вас, то сходите за бутылкой доброго винца. Посидим в саду, выпьем, обсудим конец вещей.
Под руку они вышли на солнце. Мимоходом Солово велел служанке, казавшейся почти одетой в белом шелковом хитоне, загнать в дом детей. Его определенная привязанность к ним свидетельствовала, что иных вещей им видеть и слышать просто не подобает.
Оба, хозяин и гость, были достаточно образованны, чтобы восхититься чрезвычайной официальностью стиля высокого итальянского Ренессанса. И в иных обстоятельствах они с удовольствием побродили бы по симметричным дорожкам Villa di Solovo. Действительно, все вокруг предназначалось для порождения величественных и плавных мыслей как у владельца, так и у прочих обитателей виллы. Близкое соседство с руинами прискорбно знаменитой Villa Jovis [вилла Юпитера] - дворца, в котором развлекался император Тиберий, учитывая их плачевное состояние, лишь подчеркивало: среди прочего пройдет и безумие буйных страстей.
Солнце торопливо ползло вверх по безоблачному синему небу, всем своим видом обещая жаркий день. Если бы уэльсца предоставили самому себе, он поспешно укрылся бы в летнем домике на вершине холма. Адмирал, однако, был более приучен к прямым и безжалостным "поцелуям" светила. Это самое солнце некогда сжигало палубы галер, по которым он вышагивал, а теперь, подобно старому другу, нежило конечности, которые одряхлевшая кровь уже не согревала. Поэтому Солово воспользовался моментом и по ходу дела примечал, восхищаясь дикарской строгостью к природе, обнаруженной его садовником. Все, что он хотел видеть, было сделано так, как надо, - стриженые кусты, лавры, пальмы в горшках, апельсиновые и лимонные деревья. Сад, как обычно, вселял в адмирала продуманное веселье и мог бы заставить его вернуться к рассудку - если бы только сегодня был обычный день, а завтра - такой же. Солово постарался напомнить себе, что это не так, и ускорил шаг. Ему предстояло последнее дело; лучше разделаться с ним поскорее - и на покой.
Вместе со своим спутником он направлялся к копии классического храма стройные желобчатые колонны, сверкающий купол - кругом один мрамор. В центре его, возле бюста Юпитера-Непобедимого Солнца, было прохладно и дышалось на диво легко. Адмирал Солово переставил поближе одно кресло, так чтобы усесться вдвоем возле столика с блюдами, полными сушеных фруктов. Уэльсец откупорил прихваченную бутылку вина и налил в бокалы.
