Туве Янссон - Мемуары папы Муми-тролля
Обзор книги Туве Янссон - Мемуары папы Муми-тролля
Туве Янссон
Мемуары папы Муми-тролля
Пролог
Однажды, когда Муми-тролль был совсем маленький, его папа в разгар лета, в самую жару, умудрился простудиться. Пить горячее молоко с луковым соком и сахаром он не захотел. Даже в постель не лег, а сидя в саду на качелях, без конца сморкался и говорил, что это от ужасных сигар. По всей лужайке были разбросаны папины носовые платки. Муми-мама собирала их в маленькую корзиночку.
Когда насморк стал еще сильнее, папа перебрался на веранду и, устроившись в кресле-качалке, закутался в одеяло. Мама принесла ему большой стакан коктейля с ромом, но ром показался папе таким же невкусным, как и молоко с луком, и тогда, совсем отчаявшись, он поднялся в северную мансарду и лег там в кровать. Он никогда раньше не болел и теперь совсем упал духом.
А когда заболело еще и горло, папа велел маме позвать Муми-тролля, Снусмумрика и Сниффа. Они обступили папину кровать, и Муми-папа обратился к ним с прощальной речью: пусть, мол, никогда не забывают, что на их долю выпало жить вместе с ним — настоящим искателем приключений. Под конец папа так охрип, что когда он попросил Сниффа принести трамвайчик из пенки, стоявший на комоде в гостиной, никто не мог понять, что с ним такое происходит.
Все стали наперебой утешать папу, потом закутали его в одеяла и, разложив на тумбочке леденцы, аспирин и увлекательные книжки, вышли на солнышко.
А папа посердился-посердился да и заснул. Когда, уже под вечер, он проснулся, горло болело чуточку меньше, но папа все еще был не в духе. Он позвонил в колокольчик, стоявший на прикроватной тумбочке, мама тут же поднялась в мансарду и спросила заботливо:
— Как ты себя чувствуешь?
— Скверно, — отвечал папа. — Но это не имеет значения. Сейчас гораздо важнее поговорить о моем пенковом трамвайчике.
— Это тот трамвайчик, который украшает нашу гостиную? — удивилась мама. — А что с ним такое?
Папа приподнялся и сел в кровати.
— Ты что, в самом деле не знаешь, чем был для меня в дни первой молодости этот трамвайчик?
— Наверное, ты выиграл его в лотерею или что-нибудь в этом роде, — предположила Муми-мама.
Папа чихнул и, покачав головой, со вздохом заметил:
— Я так и думал. А что, если бы нынче утром я умер от простуды?! Ведь никто из вас и понятия не имеет об истории этого трамвайчика, как, впрочем, и о многих других важных вещах. А я ведь рассказывал вам о своей молодости, но вы, конечно, все забыли.
— Может, какие-то мелкие подробности я и забыла, призналась мама. — Память-то постепенно слабеет… Хочешь есть? Сегодня на обед фруктовый суп и желе.
— Ужас, — мрачно изрек папа и, повернувшись к стене, сильно закашлялся.
Мама Муми-тролля поглядела на мужа и вдруг сказала:
— Знаешь, я сегодня убиралась на чердаке и нашла большую-большую тетрадь. Что, если тебе написать книгу о своей молодости? Папа перестал кашлять.
— Пока ты простужен и не можешь выходить из дома… — продолжала мама. — Когда пишут о своей жизни, это, кажется, называется мемауры или что-то в этом роде?
— Не мемауры, а мемуары. — буркнул папа.
— А вечером ты бы читал нам вслух то, что написал за день, — продолжала уговаривать его мама. — Но можно и после завтрака или обеда.
— Так быстро книгу не напишешь, — проворчал папа и высунулся из-под одеяла. — Не думай, что это просто: взял и написал. Я не стану читать, пока не закончу всю главу. И сначала прочитаю только тебе, а потом уже всем остальным.
— Да, пожалуй, ты прав, — согласилась мама и полезла на чердак за тетрадью.
— Как папа? — спросил Муми-тролль.
— Получше, — улыбнулась мама. — А теперь, малыши, не шумите, потому что с сегодняшнего дня папа начинает писать мемуары.
Предисловие
Воспоминания
Я, папа Муми-тролля, сижу в этот вечер у окна и вижу, как на темном бархате мглы светлячки вышивают таинственные знаки. Эти быстро тающие завитки — следы короткой, но счастливой жизни.
Отец семейства и хозяин дома, я с грустью оглядываюсь на свою бурную молодость, которую собираюсь описать, и перо мемуариста нерешительно дрожит в моей лапе.
Однако я успокаиваю себя мудрыми и утешительными словами, которые прочитал в мемуарах еще одной значительной личности и которые здесь воспроизвожу: «Каждый, к какому бы сословию он ни принадлежал, если он совершил славное деяние или то, что воистину может почитаться таковым, должен собственноручно описать свою жизнь. Хотя и не следует браться за это прекрасное дело, пока не достигнешь сорокалетнего возраста. Если, конечно, он привержен истине и добру».
Мне кажется, я совершил немало славных дел, а еще больше таких, которые представляются мне славными. И я в достаточной степени добр, привержен истине, когда она не слишком нудная (а сколько мне лет, я забыл).
Да, так вот: я уступил настояниям моего семейства и собственному искушению рассказать о самом себе. И охотно сознаюсь в том, что считаю очень заманчивым, если меня станут читать во всей долине муми-троллей!
И да послужат мои непритязательные заметки уроком и утешением всем муми-троллям и в особенности моему сыну. Моя некогда прекрасная память, разумеется, чуточку притупилась. Но, за исключением отдельных преувеличений и небольших ошибок, которые наверняка только усилят местный колорит и живость изложения, жизнеописание мое будет вполне соответствовать действительности.
Уважая чувства всех ныне здравствующих лиц, я иногда заменял, к примеру, филифьонок хемулями, а гафс — ежихами и так далее; но догадливый читатель в каждом отдельном случае поймет, как было на самом деле.
Кроме того, он поймет, что Юксаре — это таинственный папа Снусмумрика, и наверняка догадается о том, что Снифф — сын зверька по имени Шнырек.
Ты же, мое малое и еще неразумное дитя, прочитай историю приключений трех отцов и задумайся над тем, что один папа не слишком отличается (по крайней мере, не отличался в молодые годы) от другого.
Ради себя самого, своей эпохи и своих потомков я обязан описать нашу удивительную юность, столь богатую приключениями. И думаю, что многие, читая мои мемуары, задумчиво поднимут мордочки и воскликнут: «Каков этот муми-тролль, а?» Или: «Вот это жизнь!» (Ужас, какой важной персоной я себя ощущаю.)[1]
Под конец я хочу горячо поблагодарить всех тех, кто в свое время способствовал тому, что жизнь моя стала произведением искусства. И прежде всего Фредриксона, хатифнаттов и мою жену, единственную в своем роде Муми-маму.
Муми-дол. АвторГлава первая,
в которой я рассказываю о своем детстве, когда меня никто не понимал, о первом Приключении, о ночи бегства, давшей новое направление моей жизни, а также описываю историческую встречу с Фредриксоном
Это было давным-давно. Однажды, скучным и ветреным августовским вечером, на крыльце дома для подкидышей муми-троллей была обнаружена обыкновенная хозяйственная сумка. В сумке, довольно небрежно завернутый в газетную бумагу, лежал не кто иной, как я сам.
Насколько романтичней было бы, например, выстлать мхом маленькую хорошенькую корзиночку и положить меня туда!
Хемулиха, основавшая этот дом, интересовалась астрологией (для домашнего употребления) и, что было вполне разумно с ее стороны, обратила внимание на звезды, ознаменовавшие мое появление на свет. Они указывали на рождение совершенно незаурядного и высокоодаренного муми-тролля. Хемулиха, ясное дело, тут же забеспокоилась, что хлопот со мной не оберешься (ведь в обыденной жизни от гениев одни неприятности, но сам я, по крайней мере, от этого никаких неудобств не испытывал).
Удивительное дело — расположение звезд! Родись я несколькими часами раньше, я бы мог стать заядлым игроком в покер, а все те, кто родился на двадцать минут позже, почувствовали бы настоятельную необходимость вступить в Добровольный оркестр хемулей (папы и мамы должны быть очень осторожны, производя на свет детей, и я рекомендую каждому и каждой из них сделать предварительные и точные расчеты).
Одним словом, когда меня вынули из сумки, я трижды чихнул совершенно определенным образом. Уже это могло кое-что да значить!
Хемулиха, приложив печать к моему хвосту, заклеймила меня магической цифрой тринадцать, поскольку до этого в доме обитали двенадцать подкидышей. Все они были одинаково серьезные, послушные и аккуратные, потому что Хемулиха, к сожалению, чаще мыла их, нежели прижимала к сердцу (солидной ее натуре недоставало некоторой тонкости чувств). Дорогие читатели!
Представьте себе дом, где все комнаты одинаково квадратные, одинаково выкрашенные — в коричневато-пивной цвет и расположены в строгом порядке: одна за другой! Вы говорите: не может быть! Вы утверждаете, что в доме для муми-троллей должно быть множество удивительнейших уголков и потайных комнат, лестниц, балкончиков и башен! Вы правы. Но только не в доме для найденышей! Более того: в этом приюте никому нельзя было вставать ночью, чтобы поесть, поболтать или прогуляться! Даже выйти по маленькой нужде было не так-то просто.
