Клиффорд Саймак - Кольцо вокруг Солнца
Подобно Джеку Лондону, провидевшему в "Железной пяте" античеловеческую власть олигархии, современные американские фантасты тоже предчувствуют подступающий призрак грядущих угроз. Прокламируемая буржуазной футурологией технотронная эра стала для многих из них абстрактным символом, тупо и беспощадно противостоящим человеку и народу. Суперурбанизация, бешеные скорости, сладкий ад, днем и ночью льющийся с телеэкранов, транквилизаторы и галлюциногены - вот та страшная стена, которая навеки разлучила человека и с природой, и с самим собой. Это мир синтетических иллюзий - фантомов. Действительность подменяется механическим эрзацем, чувства, привязанности - комфортом. Духовные ценности меркнут, претерпевают жесточайшую девальвацию.
Распад общества, отчуждение отцов и детей, угроза тотальной термоядерной, войны, гибель цивилизации. Это повседневный кошмар и постоянный очаг возбуждения в потаенных глубинах подсознания. Так окружающая писателя действительность, сгущенная и гипертрофированная на уникальной фабрике таланта и сердца, диктует пророчества.
Нынешняя научно-техническая революция предстала в неразрывном единстве с коренными социальными преобразованиями, круто изменившими облик мира. Наивные чаяния, будто научно-технический прогресс, подобно чудодейственному компасу, проведет старый добрый корабль капитализма через все рифы и мели, развеялись. Успехи программы "Аполлон" и синтез первого гена не сняли проблем бедности и безработицы, электронно-вычислительные машины третьего поколения не уберегли валютную систему капиталистического мира от потрясений, Одним словом, победы науки и торжество техники не излечили социальных язв. Скорее, напротив, еще сильнее растравили их.
В филиппиках, обращенных к науке и технологии, которые стали чуть ли не правилом хорошего тона в кругах западных интеллектуалов, проскальзывают теперь иные нотки. Подобно луддитам, разбивавшим в свое время машины, они готовы отказаться от научно-технического прогресса вообще, словно это тут же излечит все социальные или экологические болезни. Бездушие и отчужденность, которые нес с собой ранний капитализм, дали страшные всходы. Дремлющие в современном капиталистическом обществе напряженность и ужас готовы пробудиться в любую секунду. Нужен лишь повод. Все равно какой. Расовые волнения, зверские эксцессы на почве наркомании или просто нечто непонятное, что лишь случайно персонифицировалось в стальном фетише машинной цивилизации, пугавшем некогда темных приверженцев англичанина Луддса.
На фоне блистательных побед человеческого разума яснее и обнаженнее предстали противоречия между трудом и капиталом. Недаром журналист Винтер назвал свою нашумевшую книгу о современной американской действительности "Кошмары Америки".
Именно эти кошмары среди бела дня, именно эти трагические коллизии повседневности заставили многих западных футурологов пересмотреть свои прогнозы, отбросить ставшие традиционными демагогические фразы о "неограниченном прогрессе", "научно-техническом чуде" и даже о "безбрежной свободе личности".
Я постоянно возвращаюсь к тривиальной истине, что, если фантастика и является зеркалом общества, то зеркалом вогнутым, параболическим, причудливо искажающим пропорции, смещающим тени, смазывающим полутона.
В таком именно телескопическом рефракторе и увидел, наверное, окружающую действительность Саймак, когда работал над романом "Кольцо вокруг Солнца". Милая, древняя, как само человечество, игрушка стала для героев созданного им отраженного мира путеводной звездой, нитью Ариадны в кошмарном лабиринте, лоцманом в иную действительность, лазейкой в пространство, неощутимо сосуществующее в несколько сдвинутом временном континууме. Волчок, магнетизирующий прихотливым бегом разноцветных спиралей (в моем детстве его называли юлой), стал своего рода аналогом "волшебной двери", соединившей Нью-Йорк со стоянкой истребленного ныне индейского племени, двойником знаменитой "калитки в стене". Впрочем, не только это. Полет спиралей к невидимой точке требовал от очередного беглеца примерно такой же психологической настроенности, какой путем сосредоточения достигали герои Дж. Финнея ("Меж двух времен"), одержимые ностальгией по прошлому, казавшемуся куда^ более спокойным и надежным. Однако произведение К. Саймака имеет весьма существенное, обусловленное всем комплексом затронутых выше проблем отличие. "Я стал молиться, чтобы все люди исчезли из города, - писал в шестидесятые годы Дж. Сэллинджер, художник поразительной чуткости и душевной чистоты, - чтобы мне было подарено полное одиночество, да, одиночество. В Нью-Йорке это единственная мольба, которую не кладут под сукно и в небесных канцеляриях не задерживают. Не успел я проснуться, как все, что меня касалось, уже дышало беспросветным одиночеством" [2].
Это, так сказать, свидетельство, причем взятое непреднамеренно, почти наугад, из произведения писателя-реалиста. Попробуем сопоставить его со столь же беглым наблюдением фантаста, увидевшего в серебристой параболической глубине мгновенные черты аборигенов одного из многих миров "Солнечного кольца".
"Это были лица людей, которые и минуты не могли пробыть наедине с собой, лица усталых людей, не сознающих своей усталости, лица испуганных людей, не подозревающих о собственных страхах... Всех этих людей грызло неосознанное беспокойство, ставшее составной частью жизни и заставлявшее искать какие-то психологические щиты, чтобы укрыться за ними".
Как мы видим, фантасту даже не пришлось добавлять галактические мазки к сугубо реалистическому портрету своего современника. В игре универсалиями, именуемой фантастикой, к "кошмарам Америки" добавлены лишь две вымышленные сущности: волчок и мутанты. Причем, "чудо с волчком" мы должны рассматривать как своего рода граничное условие игры, как символ, подобный все той же волшебной двери или калитке в стене, а мутанты, точнее, серии или даже мультиплеты мутантов (Энн - Кэтлин Престон в женском варианте и Виккерс - Крофорд-Фландерс в мужском), играют служебную роль бродильной затравки, окончательно взрывающей кипящий нетерпимостью мир. Не случайно готовые на скорую расправу люди, чьи лица уже промелькнули перед нами в глубине зеркала, относятся к мутантам почти с расовой ненавистью. Во всяком случае они постоянно готовы и на слепой луддитский бунт, и на суд Линча. Черты, как мы видим, не новые и менее всего подсказанные крылатым воображением фантаста.
