Коллектив авторов - Полдень, XXI век (ноябрь 2011)
Такой народ. Ничего – так ничего, перетерпим, но уж если даете, так давайте все и с верхом. После они потребуют убрать Стену.
Он не ждал уже ничего интересного, когда объявили:
– Капитан особой цесарской охраны Иво Морел, барон Полесский, с докладом к вашему величеству!
Морел на его веку, кажется, ни разу не выступал с открытым рапортом. То, что нужно было знать, цесарь узнавал за картами. Теперь же «тайник» вышел к трону, поклонился красиво. Ах ты, каналья. И ведь не прогонишь, не заставишь замолчать – сразу начнут говорить, что преданнейшего слугу променял на эльфа. И не придраться, мол, отчего не рассказывал об этом сразу, наедине. Ибо рассказывал. Вот только незначительные происшествия – там дом подожгли, здесь в кого-то стрелу пустили, – цветисто вырисованные в докладе, приобретали вдруг пугающий размах.
То, что эльфы оставались неуловимы, никого не удивляло.
Песья кровь, повторил цесарь про себя любимое ругательство княгини Белта. Песья кровь. И все же он был больше позабавлен, чем разозлен.
– Морел, ты находишь, что в этом городе жарко?
– Никак нет, ваше величество.
– А мне сдается, Морел, что тебе жарко, – каждое из произнесенных слов отдавалось эхом, как чеканные шаги на плацу. – Иначе ты не стал бы так стремиться в Замерзшие земли.
– Ваше величество, в рапорте каждое слово – правда!
– А я в этом не сомневаюсь, – сказал Лотарь. – Вот только мой эльф говорит почему-то, что это дело рук твоей службы.
– И разумеется, у вашего величества есть веские основания, чтобы верить вашему эльфу, а не мне.
Лотарь с удивлением понял, что его «тайник» на грани. Дерзить цесарю на волоске от ссылки…
– Сядь, Морел, – сказал он резко. – И выпей. Пока еще чего-нибудь не сказал.
Морел послушно сел и налил в бокалы рябиновку.
– Хорошо, я понимаю убийства, – заговорил цесарь, – я, возможно, пойму поджоги. Народ проглотит это, как глотает все остальное. Но надписи на стенах – это слишком, Морел!
– Мятежники из Эйреанны, – сказал Морел после некоторой паузы, – до сих пор почитают эльфов как богов. Вполне возможно, что им захотелось… помочь остроухим по мере сил.
Мятежники. Из Эйреанны. Что ж, подумал цесарь, почему бы и нет.
– Двух единорогов на одну девицу, так, Морел?
Тот покачал головой:
– Ваше величество, вы переоцениваете мою хитрость…
– А вы – эльфийскую кровожадность. Так вы и в матушкиной смерти эльфийский след найдете!
– Отчего же, – глухо сказал Морел, не глядя на цесаря. – Здесь как раз гораздо легче проследить руку тайной службы…
Тяжелое молчание Лотарь запил рябиновкой.
– Матушке, – сказал он гораздо мягче, – не стоило столько пить и есть. Были и умнее меня люди, что говорили ей то же самое, да только…
– Да, – проговорил Морел, – цесарине вовсе не следовало пить… тем вечером.
Цесарь уставился перед собой, в трещащий каминный зев. Говорят, если долго смотреть на огонь, станет теплее. Той ночью он в экстазе освобождения комкал дрожащими руками бумаги, бросал и бросал в пламя, а то никак не могло насытиться.
Он сказал самым обыкновенным, тихим голосом:
– Барон Полесский, я не хочу, чтоб вы когда-либо еще заговаривали о смерти цесарины. Со мной… или с кем-то другим.
– Клянусь, что больше не скажу ни слова, – быстро ответил «тайник». Слишком быстро для человека, которому не страшен ни Бог, ни Гнилой.
Не спалось совершенно. Лотарь лежал в кровати, в огромной своей опочивальне, и слушал, как печные трубы поют свою одинокую тоскливую песню.
«Унесу-у… Унесу-у…»
Впервые за долгое время он пожалел, что у них с цесариной отдельные спальни. И пожалел о запрете просвечивать цесарский дворец Кристаллом. Скверно, да… но было бы спокойнее.
В коридоре послышались шаги. Лотарь замер, перестал дышать, вслушался. Какого Гнилого, кому в этот собачий час пришло в голову разгуливать по дворцу? На всякий случай он потянулся к сабле, которую всегда клал рядом с кроватью. Где-то здесь еще должен лежать пистоль…
Тьфу, ерунда, показалось. Мертвое ночное время; дворец тих, как гроб, если кто и не спит, так это охрана у дверей. Впрочем, нет такой охраны, которой нельзя заплатить…
Решительно, в коридоре кто-то есть.
Он сел в постели, стиснув заледеневшими пальцами эфес. В ушах зазвенела тишина, но сквозь этот звон неумолимо слышались медленные, тяжелые, чуть пришаркивающие шаги. Лотарь неловко вытер пот, выступивший на лбу. Откуда-то отчетливо потянуло сиренью.
Да что же это! Он вскочил, кинулся к окну, рванул в сторону тяжелую портьеру – но город за окном был темен и грозен, и редкие точки факелов не могли рассеять страх.
Слуги принесли огня и вина. Он выпил бокал, потом еще один. Ночь перебита, теперь он до утра не заснет.
Эрванн, в пыльном, потустороннем сумраке библиотеки казавшийся почти своим, в «обычной» части дворца смотрелся призраком. Он не удивился, что его позвали; сел в предложенное кресло, но пить вино не стал.
– Мы привычны к вересковому элю. Он веселит и успокаивает, но не застилает глаза туманом и не затемняет сознания, в отличие от ваших напитков.
– Вот как, – мрачно сказал Лотарь, наполняя третий бокал. – И что еще у вас, эльфов, лучше, чем у нас?
Он уже жалел о своей глупости. Надо было пойти к княгине, спасаться от тревоги привычным способом.
Эрванн улыбнулся:
– Ты уверен, что хочешь слушать об этом, цесарь? Если я сейчас начну перечислять, то вряд ли закончу к закату твоей жизни…
– Ну что же ты, Эрванн? Поведай мне какую-нибудь легенду… Не желаешь? Люди тоже умеют складывать легенды… Знаешь, есть одна история… О женщине, которая держала собственного сына в клетке… оттого, что астролог предрек ей гибель от его руки…
Дивный смотрел на него немигающим взглядом, без особого интереса. Так, будто все, что Лотарь собирался сказать, он уже слышал; так, будто он слышал хуже.
Они не люди. Они – не судят…
– Морел, – проконстатировал Лотарь, когда его «тайник» вломился в кабинет. Вот же нелегкая; сам разрешил ему входить без доклада в любое время дня… и ночи. – У нас война?
– Не совсем, ваше величество, – учтиво отвечал тот.
– Правильно. Мы м-мирная страна. Мы не воюем. Это все прис… происки. Врагов. Морел, выпейте снами.
– Непременно, – сказал «тайник».
– Вам не призраков следует бояться, государь… – проговорил Морел. Он велел принести цикориевого напитка, но не пустил камердинера в кабинет, забрал поднос, сам поставил перед цесарем горячий кубок. В другое время Лотарь возмутился бы тем, как бесцеремонно его капитан велел увести Эрванна, тем, что он убрал куда-то вино – правда, в бутылке уже ничего не оставалось…
