Дмитрий Романовский - Честь имею представить - Анна Каренина
- Мне кажется, - сказала она неуверенно, - что эта работа, которую ведет наш отдел, она преждевременна...
- Как это понимать? - насторожился Туманский.
- По-моему, люди еще не подготовлены к таким открытиям...
После заседания комиссии Анна спросила Глухова:
- Меня теперь могут лишить диплома?
- Навряд ли.
- Не имеют права. Подумаешь - Туманский! Закон один для всех, - выпалила Анна.
В мастерской тревогу Анны восприняли с потрясающим легкомыслием. Бригадир монтажников кудрявый заводила Толя сказал:
- Пускай отбирают диплом. Будете работать у нас в мастерской. Зарабатываем не меньше, чем научные сотрудники.
Через два дня Анну вызвали к академику Туманскому. Приятного в этом было мало. Она не любила, когда ею интересовались как феноменом измененной психики, да еще дубликатом толстовской героини. Туманский принял ее в своем официальном кабинете. Разговор начался с ее понимания современного мира. Анна с неудовольствием подумала, что вот опять ее будут спрашивать, какие здания были на Николаевском проспекте или что давали в императорской опере. Но, отойдя от избитой темы трансформации психики, Туманский спросил:
- А почему вы считаете, что люди еще не созрели для информационных установок?
- Техника растет, а люди мало меняются. И может наступить такой момент, когда техника вырастет настолько, что люди станут ее недостойны.
- Это исключается.
- А Хиросима? Эйнштейн сказал после Хиросимы, что если бы начинал сначала, то стал бы водопроводчиком.
- Это он сказал до Хиросимы.
- Все равно. Хиросима же была. Это факт, А возьмите мой случай. Убийство Кияна. Информационная установка явилась средством преступления. Это типичный случай использования высокой техники в низменных интересах человека. Сейчас я дилетантка в науке и поэтому могу судить об этом объективнее ученого. Настоящий ученый не в состоянии задуматься о результатах и последствиях. А следствие - Хиросима. Человечество, разделенное на два лагеря, находится в крайнем напряжении, и к самым высоким точкам этого напряжения подходит наука. Работы над информационными установками ведутся параллельно и в Америке, и во Франции.
- Вы предполагаете, что эти работы небезопасны для человечества?
- Во время войны в Японии культивировали самураев. На это уходило много средств, проводилась утонченная идеологическая работа. А при наличии информационных установок ничего этого не требуется. Засадил человека в камеру, и через полчаса он уже самурай. Ведь если можно сделать Анну Каренину, значит можно сделать иКалибана. Можно сделать фанатичного преступника, убийцу, фашиста, кого угодно.
Туманский усмехнулся:
- Тут есть что-то от толстовства.
- Меня и сделал Толстой.
- По-вашему, следует закрыть все научные институты, запретить ученым изобретать и вообще запретить науку.
- Не знаю... - Анна запнулась, нелепостью показалось ей то, что она говорила. Возможно, это ее реакция на новый мир, обрушивший на нее всю эту технику, полеты в космос, квантовую механику, вторжение в психику...
А Туманский в это время перочинным ножом что-то вытаскивал у себя из-под ногтя, а может, просто чистил ногти, - он не отличался хорошими манерами. Анна подумала, насколько далек он, известный всему миру ученый, от ее примитивного мира обыкновенной женщины, от субъективных женских чувств...
Туманский посмотрел безразлично в окно, о чем-то задумался.
- Неужели вы полагаете, - сказал он, - что никому не приходит в голову мысль о несоответствии человеческого сознания и роста техники? Здесь и заключается призвание ученого: не только делать открытия, по и предвидеть их результаты. Вы говорили на эту тему со своими сотрудниками?
- Да, я много спорила.
- Вот видите, спорили, - сказал он без видимой связи с предыдущим своим утверждением. - И ваш Глухов, наверное, видит в своей работе только положительные стороны. Несмотря на то, что уже произошло с вами. К счастью, я уже пережил тот возраст, когда люди фанатически верят только в добро. Так. В Лондоне состоится международная конференция по информационным установкам. Вы будете включены в состав советской делегации.
- Меня будут демонстрировать как результат научного эксперимента?
- Да, - сказал он жестко. - Вас это шокирует?
- Роль незавидная.
- Это необходимо. Но мы используем вашу демонстрацию в иных целях. Вам дадут слово, и вы скажете с трибуны примерно то же, что сказали мне сейчас.
- По-моему, это должен сделать ученый.
- Разумеется, ученый сказал бы это лучше. Но если это скажу я в своем докладе, или другой ученый, или хотя бы сам генеральный секретарь ООН, это не возымеет такого действия, как если это скажете вы.
- А я сумею?
- Раньше я в этом сомневался, но теперь думаю, что сумеете.
- С чем я буду там выступать?
- Об этом мы поговорим. Для этого я вас и вызвал.
Придя домой, Анна сообщила Глухову, что включена в состав делегации на лондонский симпозиум, умолчав о теме своего доклада, поскольку Туманский не рекомендовал ей до времени говорить об этом.
Глухов оживился:
- Вы довольны, что едете в Лондон?
- Очень довольна. - В лице и в голосе ее было необычное возбуждение. - Я впервые ощутила себя современным человеком. Вы понимаете? Современником всех.
Глухов смотрел на нее с улыбкой.
- Знаете, - сказала она, - отметим это событие,
- Отметим.
- Что, если поедем в ресторан "Невский"?
- А как же этот ваш Игорь?
- В последнюю встречу произошло окончательное объяснение. Настал момент в наших отношениях, когда я должна была стать его возлюбленной. Это для меня неприемлемо.
Анна надела свое новое вечернее платье - первое платье, принадлежавшее ей, а не ее предшественнице. Глухов появился из своей комнаты причесанный, в светлом костюме. И Анна подумала, что ведь он очень хорош. Он церемонно подал ей шубу, и они спустились на улицу.
В ресторане "Невский" свободных мест уже не оказалось.
Анна рассмеялась:
- Ничего, наверстаю в Лондоне.
Глухов подал ей руку, и они чинно пошли по Невскому. Как ни ярко горели ртутные фонари, они не могли затмить холодных звезд в зимнем небе. Было морозно, и было легко на душе Анны: она испытывала одновременно покой и свободу.
- А что, если бы вам жениться? - весело спросила она.
- А почему вы не вышли за этого Игоря? - спросил он ей в тон.
- Нужна любовь!
- И вы не могли его полюбить?
- Нет. Из всех, кого я узнала, я могла бы полюбить, наверное, только вас...
Они молча дошли до Литейного проспекта и остановились в толпе прохожих, дожидаясь зеленого сигнала. Глухов оберегал Анну от возбужденной вечерней толпы.
