Андрей Колганов - Повесть о потерпевшем кораблекрушение
«Так зачем же нам против власти бунтовать, ежели хлеба до нового урожая хватит, да сена для скотины?» — ответил староста. — «Да и еще тебе спасибо за городок увечных воинов, что близ опушки поставлен. С ним куда как спокойнее жить стало. Тому недели две назад, — верно ведь, кум, две недели?» — обратился он к бородатому мужику, молча сидевшему у стола в углу на лавке.
«Верно, кум», — кивнул тот головой, — «истинную правду говоришь, — недели две, а может, три, а может, и поболе».
«Так я и говорю», — продолжил староста, — «недели две назад налетели кочевых сотни три верхами. Наскочили на городок, повертелись вокруг тына, а те их — стрелами. Кочевые-то сгоряча на тын полезли, а те их — мечами да копьями. Ну, такое угощение кочевым, — леший им в зад! — очень не по нутру пришлось. Покрутились они еще, да в нашу деревню-то мимо городка нынче и не пройдешь, болота-то, вишь, вокруг. Подхватились они тогда, только их и видели».
Тенгу пришлось вежливо прервать излияния словоохотливого старосты и объяснить цель своего приезда. Староста был не на шутку удивлен, но государевым людям лучше знать, что им надобно. И через несколько минут староста уже подвел Тенга к покосившейся калитке в плетне, окружавшем хижину, где проживала местная бабка-знахарка.
«Здравствуй, уважаемая», — произнес Тенг, сгибаясь, чтобы пройти в низенькую дверь, ведущую в хижину, — «да будут боги милостивы к тебе и твоему дому».
«Входите, коли с миром», — ответила, оборачиваясь к гостям, стоявшая у печи старушка.
«Я начальник войска Тенг Паас» — Тенг наклонил голову. Старушка засуетилась, усаживая гостей за стол:
«Да чем вас угостить-то?» — совсем растерялась она.
«За заботу спасибо, да только не за угощением мы, а по делу» — произнес Тенг с легким поклоном.
«Что же за дело может быть ко мне у такого важного господина?»
«Лекарскую службу заново надо ставить в войске. Так лекаря городские, — да вы, небось, наслышаны, — горазды только мзду с больных собирать, пока вовсе до смерти не залечат. Вот и ищу я советов у тех, кому на роду талант дан — от хвори людей выхаживать. И человека с собой взял, чтобы на папирус все положить. Травы нам надобно знать, что от разных хворей помогают, да где те травы растут, да как их собирать, и больных как ими пользовать». — Тенг вопросительно посмотрел на старушку. Бенто по знаку Тенга достал перо, чернильницу и развернул папирус на дощечке, которую пристроил на коленях. Старушка вздохнула и поднялась с лавки.
«Ладно уж, расскажу, что знаю. Пусть твой человек пишет». — Она подошла к стене, сняла с протянутой веревочки и положила на стол несколько пучков сухой травы. Поправив большой коричневый платок, в который она куталась, старушка устроилась у стола и, перебирая стебельки своими морщинистыми пальцами, принялась рассказывать:
«Вот трилистник медвяный. Пчела его очень любит. А растет он все больше по опушкам средь кустов, места любит влажные. Пчела на него хорошо летит. Цветки его высушить, да кипятком заварить, дать минут пять настояться, и теплым этим горло полоскать — от простуды».
«А когда собирать надо?» — вставил слово Тенг.
«Беспеременно весной, когда цветок только-только не распустился. Тогда вся сила в нем». — Знахарка взяла в руки другой пучок. — «А вот царский корень. Растет в хвойном бору, в самой чаще, в темных местах. Стебель у него высокий, трубчатый, листочки длинные, узкие, с мелкими зубчиками по краям, а где к стеблю прикрепляются, там — видишь — колючка. Брать его можно всю весну и лето. Что сырой, что сушеный — все в пользу идет, человек здоровей становится. Особенно если боли в голове, в ушах шум, да не спится ночами, — этот корень надобно есть. По маленькому кусочку жевать подольше, а уж потом проглотить».
Старушка рассказывала пространно. Папирус покрывался записями, свиток за свитком, но вот, наконец, старушка перебрала все свои травки.
«Спасибо за науку», — Тенг положил на стол мешочек с серебряными монетами, — «рассиживаться не будем, дел у нас множество». — Откланявшись, они покинули дом, вскочили в седла и поскакали дальше. До сумерек оставалось всего часа четыре, а надо было успеть достигнуть ворот ближайшего города, лежавшего в тридцати лигах отсюда.
Почти два месяца с перерывами Тенг странствовал по Хаттаму. После тщательной проверки записанного был составлен травник, а заодно и первый ботанический атлас Хаттама. Были внесены немалые уточнения и дополнения в «чертеж земель». Время, употребленное на изучение флоры провинции, Тенг использовал также для геологических изысканий. Главным их итогом было открытие в полупустынных предгорьях на юге небольших залежей самородной серы, а неподалеку от Урма — нескольких прослоек каменного угля, выходивших на поверхность. Но главное, почти там же местные жители наткнулись на пласты «горькой соли», которая, при ближайшем рассмотрении, оказалась селитрой.
Последнее открытие особенно обрадовало Тенга. Найденные месторождения немедленно были взяты в казну. Близ Урма был куплен участок бесплодной холмистой земли, изрезанной лощинами. Там, среди каменистых холмов, появилась усадьба, обнесенная высоченным прочным забором.
Прошел уже почти год с момента появления Тенга в Хаттаме и восемь месяцев с момента зимнего налета на Сарын. Все это время Тенг ожидал сильного набега кочевников, которые должны были отомстить за дерзкое похищение сокровищ Великого Военного Вождя, младшего брата Сильного и Мудрого Владыки Салмаа. Но, видно, сразу после весенней распутицы салмаа не успели собрать достаточные силы. Затем наступила осенняя распутица, а зима, из-за трудностей с фуражом для коней — не очень благоприятное время для больших походов.
Главные неприятности доставляла Тенгу не военная опасность со стороны салмаа. Огромных усилий стоило Тенгу освободить дом начальника войска от грязи и поддерживать в нем чистоту. В домах знати, на пирах, которые ему приходилось посещать, Тенг едва преодолевал отвращение, пробуя скверно приготовленную пищу из продуктов сомнительного качества. Грязь, с которой он боролся в собственном доме, за порогом преследовала его на каждом шагу. Мелочи повседневной жизни угнетали куда сильней, чем угроза вторжения со стороны кочевников. Тем более, что первый удар нанесли не салмаа.
Глава 4
Крики, донесшиеся от ворот, заставили Тенга прервать подсчет своих расходов. Выбежав во двор, он увидел распростертого у открытой в воротах дверцы молодого раба-привратника. На три пальца ниже левой ключицы в груди его торчал нож. Две рабыни, прибежавшие с кухни, упали на колени рядом с неподвижным телом и тихо всхлипывали, глядя на него. Глаза привратника были широко раскрыты от боли, он судорожно пытался сделать вдох. Тенг вспомнил, как глядели на него эти глаза несколько месяцев назад…
