Алексей Гребенников - Третий экипаж (сборник)
– Анар! – крикнул Алекс.
– Чего тебе? – отозвался Анар.
Алекс явно хотел привлечь внимание Карины, но генеральская дочка смотрела на темную, рыхлую, на глазах разваливающуюся тучу, сотканную из влажной и грязной туманной шерсти. Она всё так же бесшумно и бесконечно спускалась и спускалась низко над рекой вниз к водохранилищу Чемальской ГЭС. Округлое нежное лицо Карины омывал лунный свет. Конечно, никакой луны в небе не было, просто она вся была в электрическом коконе.
Прикоснись, убьет.
СБЕЖАВШИЙ МЕРТВЕЦ
В первый раз доктор Валькович умер в Церне.
В пультовой. Под экранами, блоками включенными в сеть.
В пультовой стоял круглый стол, перед ним несколько крутящихся кресел. Доктор Валькович проводил перед экранами много времени. Обычно компанию ему составлял немец Хеллер. А вот Джон Парцер не любил засиживаться, шагал вдоль свободной от экранов стены, спорил с корейцем Кимом. Но именно американец в день отъезда заметил случайно выхваченного камерой слежения человека в рыжей робе. Неизвестный влез в рабочий отсек из аварийного колодца, прихватил чей-то плеер и нырнул обратно в колодец.
«Вызовите охрану, – сказал доктор Ким. – Ыйса пулло чусэйо».
«Никаких пулло, никаких чусэйо, – цинично ответил американец. – Мы следим не за ворами, а за аппаратурой».
Ким спорить не стал. Вносить происшествие в «Рабочий журнал» тоже не стали.
«У нас и так приборы обнуливает вторую ночь подряд, – пожаловался Парцер доктору Вальковичу. – Вот Ким и нервничает».
Доктор Валькович кивнул. Информация с датчиков, в несколько слоев покрывающих детектор ускорителя, в последнее время поступала на экраны непрерывно. Интересная информация. И споры шли интересные. Когда в последнее общее дежурство доктор Валькович полез в настенный шкафчик за медом, доктор Ким вдруг произнес: «Чонбу ильсан сочжипум-имнида».
Вроде как возражал.
Но доктор Валькович вынул из шкафчика баночку из-под алтайского меда.
Кто-то ради смеха оклеил ее свинцовой фольгой и выдавил на фольге звезду с извивающимися лучами. Это значило: «Чыльгоун ёхэныль. Счастливого пути».
И они улетели.
Ким улетел, американец улетел.
И немец покинул Церн. И англичанин.
«То маннапсида!» – «В следующем году увидимся!»
Доктор Валькович остался в пультовой один. Его манило удобное кресло.
Но, когда он заваривал чай, свет внезапно мигнул. Может, из-за внеплановых работ: техники монтировали магниты на нижней галерее коллайдера. Валькович сунул оклеенную фольгой баночку в сумку (через несколько часов он тоже уезжал в аэропорт) и открыл «Рабочий журнал». Он помнил, что несколько часов назад американец делал записи и ворчал на непонятные иероглифы корейца.
Но записей в журнале доктор Валькович не нашел.
Он даже перегнул «Рабочий журнал». Точно! Один лист был выдран, торчали неровные обрывки. Странно… Странно… Доктора Вальковича охватила непонятная сумеречность, голова отяжелела. Он даже задохнулся на секунду, зачастило сердце, пошли перебои. Кажется, он упал на кафельный пол. В сущности, ничего особенного не произошло, ну, короткий обморок, со всяким может случиться, но каким-то образом доктор Валькович понял, что знакомый мир кончается.
Всё кончается.
Абсолютно всё.
Деньги, мёд, время экспериментов.
Вечером в самолете он попытался сосредоточиться и понять, что же с ним произошло в пультовой, но разумного объяснения не нашел. Усталость… Неслышно подошла улыбчивая стюардесса: «Простите, месье, у вас в сумке фонарь не выключен». Доктор Валькович удивился: какой фонарь? Нет у него фонаря! Но стюардесса не отставала: «Позвольте, мсье, я помещу вашу сумку в камеру хранения?»
В Париже доктор Валькович провел день.
Не было у него в Париже никаких специальных дел.
Ну, посидеть часов пять в Национальной библиотеке или посетить серую заизвесткованную громаду Сакре-Кёр, возвышающуюся над городом. Эти места возвращали доктора Вальковича в молодость, в те годы, когда он еще ничего не знал ни о корейцах-физиках, ни тем более об адронных коллайдерах. Ах, Сакре-Кёр, базилика Святого Сердца! Ты стоишь на вершине Монмартра, и я, наверное, уже никогда, никогда, никогда не поднимусь к твоим цветным витражам!
Так доктор Валькович подумал.
Он никак не мог понять, что изменилось в мире.
Ну да, если прислушаться к бормотанию телевизоров, то многое.
Например, много говорили про Луну, якобы изменившую орбиту, но подобными слухами мир полнится… Говорили про плавающее магнитное поле, но что в этом удивительного, если полюса время от времени меняются местами… Но вот почему город, погруженный в сиреневую дымку, город, который он всегда любил, неожиданно показался ему чужим? Каждый камень, каждое стекло, каждый балкон над бульварами, которые раньше он ощущал как собственное продолжение, отдавало холодом, шептало: нас нет… нет… и ты, доктор Валькович, умер… И птички на каштанах умерли, нет их… И задохнувшаяся шарманка…
Кто и зачем выдрал лист из «Рабочего журнала»?
Доктор Валькович отчетливо помнил ряд цифр, вклеенную цветную схему, аккуратные иероглифы и коротенькую приписку, сделанную рукой Джона Парцера. До американца из Парижа он не сумел дозвониться, и Ким был уже далеко. Зато в Москве доктору Вальковичу удалось попасть на лекцию астрофизика Сюняева. «Наше место во Вселенной с точки зрения астрофизики и космологии». Доктор Валькович с удовольствием поаплодировал своему старому другу, но, в общем, ничего принципиально нового не услышал. Черные дыры, темная материя, звуковые волны Большого Взрыва… Встречные пучки протонов. Силы взаимодействия – слабые и сильные… Протон сталкивается с протоном, рождается новая частица. Давайте назовем ее – эквидистон. Здорово звучит! Hello, World! Что-то должно, наконец, заполнить зияющий интервал между известными силами физических взаимодействий…
Эквидистон.
Равноудаленный.
Звучало здорово, но Сюняев всё испортил.
Он взял и прокрутил под занавес тот скандальный видеоролик.
Ну да, тот самый, снятый с безымянного сайта. Энергии, энергии, энергии!
Ничего удивительного. В Новосибирске на вопрос генерала Седова, можно ли верить этому ролику? – доктор Валькович раздраженно ответил: «Вечными двигателями не занимаюсь».
А лето выдалось дождливое, тусклое.
Странное ощущение, пережитое в Церне, постепенно забывалось.
Но вдруг пришло сообщение из Берлина: физик Курт Хеллер попал в тяжелую автомобильную аварию. Столкновение по дороге в аэропорт. То ли с ремонтным грузовиком, то ли с пустым автобусом. Жертв нет, только пострадавшие, – так сказал диктор. У них ведь свои оценки…
