Джек Вэнс - Эмфирио
Амианте, между тем, критиковал произведение Гила: «Здесь, где выступают стволы, рельеф сделай поглубже... Ты же хочешь создать жизнерадостную атмосферу — дети расшалились в загородном саду. Зачем приглушать эффект излишней тонкостью штрихов?»
«Хорошо, — буркнул Гил. — Вырежу поглубже».
«На твоем месте я не стал бы изображать траву чересчур детально, чтобы не отвлекать внимание от листвы... Впрочем, это твоя интерпретация, руководствуйся интуицией».
Гил послушно кивал, не вникая в смысл наставлений. Отложив стамеску, он выпил вина — сегодня работать над ширмой он больше не мог. Обычно разговор завязывал Гил, а отец в основном слушал. Теперь они поменялись ролями. Амианте обсуждал приготовления к ужину: «Морская капуста вчера показалась мне какой-то несвежей. Что ты думаешь о салате из плинчета — допустим, с горсткой орехов и кусочками сыра? Или больше подойдет хлеб с бужениной? Все это не так уж дорого».
Гил сказал, что предпочитает хлеб с бужениной, и Амианте послал его в лавку. Уходя, Гил обернулся и к своему испугу и огорчению заметил, что отец тут же занялся изучением конструкции жалюзи, открывая их и закрывая, примеряя к окну, подтягивая то за один угол, то за другой.
После наступления темноты Амианте снова дублировал документы, но на этот раз он плотно закрыл жалюзи и подогнал шторы к оконной раме. Полоски света больше не мелькали на мостовой — агент, проходивший ночью по площади, ничего бы не заметил.
Гил отправился спать в отвратительном настроении, благодаря судьбу только за то, что теперь отец — раз уж он твердо вознамерился нарушать правила — по меньшей мере принимал какие-то меры предосторожности.
Глава 6
Несмотря на предосторожности, крамольная деятельность Амианте была обнаружена — к несчастью не Эльфредом Коболом, в какой-то степени разделявшим отношение Амианте к окружающему миру, в связи с чем он мог бы удовольствоваться яростным неофициальным выговором и последующим неотступным наблюдением, а делегатом гильдии Эллисом Воллегом — маленьким пронырливым субъектом с желтушным совиным лицом человека, страдающего хроническим расстройством пищеварения. Производя очередную инспекцию инструментов Амианте и условий изготовления продукции, Воллег приподнял обрезок дерева и нашел три неудачные копии древней карты, неосмотрительно забытые рассеянным мастером. Сперва Воллег всего лишь нагнулся, чтобы рассмотреть бумаги, и нахмурился — его раздражало, что Амианте не наводит порядок и хранит посторонние карты вместе с оборудованием и материалами гильдии. Но как только он догадался, что перед ним свидетельство дублирования, делегат издал удивленносаркастическое восклицание тонким, почти детским голоском. Амианте, убиравший стружку и приводивший в порядок инструменты с другой стороны верстака, поднял голову — брови его взметнулись от испуга и отчаяния. Гил застыл, сидя на табурете.
Глаза Воллега блестели за стеклами очков. Он обратился к Амианте: «Будьте добры, свяжитесь по Спэю с агентством социального обеспечения — немедленно».
Амианте покачал головой: «У меня нет аппарата».
Воллег прищелкнул пальцами в сторону Гила: «Сбегай-ка, парнишка, позови агентов Собеса. Шустро!»
Гил приподнялся было из-за верстака, но тут же сел: «Никуда я не пойду».
Эллис Воллег не стал тратить время на препирательства. Он подошел к двери, окинул взглядом площадь и быстрым шагом направился к общественному терминалу Спэя.
Как только Воллег скрылся за дверью, Гил вскочил на ноги: «Быстрее! Спрячем остальное!»
Неспособный к действию, Амианте стоял как вкопанный.
«Быстрее! — прошипел Гил. — Он скоро вернется!»
«Куда я все это дену? — бормотал Амианте. — Они весь дом обыщут».
Гил промчался вверх по лестнице в кабинет, вытащил оборудование отца, набил коробку мусором и обрезками, а трубку с объективом заполнил отделочными гвоздями и скобками, после чего выставил оба предмета на виду, рядом с ящиками для отходов. Блок питания и лампы, испускавшие голубой свет, спрятать было труднее, но Гил решил эту задачу, выбежав на задний двор и перекинув их через забор на заваленный мусором пустырь.
Поначалу Амианте наблюдал за сыном мрачным, потускневшим взором, но вскоре, будто пробужденный какой-то мыслью, взбежал вверх по лестнице. Он успел спуститься в мастерскую за несколько секунд до возвращения Воллега.
Воллег произнес напряженно и размеренно: «Строго говоря, в мои обязанности входит исключительно проверка соблюдения устава гильдии и требований к изготовлению продукции. Тем не менее я — должностное лицо, выполняющее общественные функции, и в качестве такового выполнил свой долг. Кроме того, хотел бы довести до вашего сведения, что мне стыдно за вас и за гильдию. Дублированные материалы, несомненно поступившие из нелегального источника — в мастерской резчика по дереву!»
«Да-да, — промямлил Амианте. — Для вас это, должно быть, тяжкий удар».
Воллег, державший в руках дублированные карты, пригляделся к ним и с отвращением буркнул: «Как это к вам попало?»
Амианте попытался улыбнуться: «Как вы правильно изволили заметить, из нелегального источника».
Гил с облегчением вздохнул. По меньшей мере Амианте не намеревался выпалить все, что у него накипело, в приступе надменной откровенности. Прибыли три агента Собеса — Эльфред Кобол и пара надзирателей с пытливыми, бегающими по сторонам глазами. Воллег разъяснил ситуацию и предъявил дублированные карты. Эльфред Кобол воззрился на Амианте, сардонически покачивая головой и поджав губы. Два других агента наспех обыскали мастерскую, но больше ничего не нашли — очевидно им и в голову не приходило, что Амианте мог заниматься дублированием самостоятельно.
Через несколько минут два надзирателя, игнорируя протесты Гила, увели Амианте.
Эльфред Кобол отвел Гила в сторону: «Веди себя, как положено! Твой отец должен пройти в управление и ответить на вопросы. Если его потенциал невысок — а я думаю, до этого дело не дойдет — он избежит реабилитации».
Гилу уже приходилось слышать о «потенциалах», высоких и низких, но до сих пор он считал эту формулировку своего рода разговорным оборотом речи. Теперь он не был уверен, что правильно понимал этот термин. В нем появилось что-то угрожающее. Но сегодня приставать с расспросами к Эльфреду он не хотел и не мог — подавленный, опустошенный, он вернулся к верстаку.
Эльфред Кобол бродил по мастерской, то поднимая какой-нибудь инструмент, то проводя пальцем по краю деревянной панели, и время от времени поглядывал на Гила — как если бы хотел что-то сказать, но не умел подыскать выражение. В конце концов он промычал нечто неразборчивое и встал в проеме выходной двери, глядя на площадь.
