Наталия Шитова - Девчонка с изнанки. Апрель (СИ)
Увидев в зеркале свою физиономию, я поняла, что так потрясло Шокера. Крови из крошечной ранки над бровью было столько, что хоть в кино про гестапо снимайся. Марля вскоре превратилась в разбухший розовый пион.
— Ещё есть?
Через несколько секунд он дал мне свежий комок марли. Убрав с лица основной ужас, я откинулась на спинку сидения и прикрыла глаза.
— Почему ты не стрелял? — спросила я.
— Во-первых, у меня задание взять Тайлера живым. Во-вторых, жилые кварталы в любом случае не место для пальбы. Наконец, я никогда не стреляю, когда у объекта в заложниках мой человек.
— Я не твой человек.
— Сейчас — мой. И за всё, что с тобой случилось, отвечаю я.
— Что-то как-то хреново ты справляешься с этой ответственностью, — усмехнулась я. — Почему ты мне не сказал, что Тайлер — русский?
Шокер не ответил. Я открыла глаза и взглянула на него. Шокер тоже внимательно меня изучал.
— Я тебя спросила. Почему?
— А потому что его происхождение не имеет никакого значения.
— Да ну? Да он, когда узнал, что я тоже русская, сразу два и два сложил и понял, что если русские звонят в его дверь на задворках Стокгольма, то это могут быть только русские ловцы.
— Мне интересно, а как это он узнал, что ты тоже русская? — холодно уточнил Шокер.
— Он заговорил по-русски, я ответила…
Шокер изо всех сил саданул ладонями по рулю:
— А я тебе что-то непонятное сказал, когда инструктировал?! Английский или жесты — и всё! Говорил?!
— Говорил.
Шокер пробормотал ещё несколько слов, от которых прапорщик покраснел бы ещё раз.
— И тебе того же… герой! — фыркнула я.
И до того стало тошно, что я выскочила наружу и захлопнула дверцу изо всех сил. Спотыкаясь и пошатываясь, я прошла поближе к воде, глядя в ту сторону, куда умчался Марат.
Конечно, теперь я поняла: зря я так с братом разговаривала. Он ведь в самом деле попытался сделать всё, чтобы мы с ним «остались при своих». Он хотел спастись сам и не подставить меня. И если теперь мы никогда не встретимся, на это будет хоть какой-то шанс. Только бы он и вправду не стал меня разыскивать. Не надо ему этого делать…
— Ты извини, — раздался надо мной голос Шокера. — Моя злость совершенно не в кассу. Глупо требовать с тебя так же, как я требую с моих обученных и опытных ребят…
— Ну почему же?! — я повернулась к нему. — Я же сейчас твой человек. Поэтому давай, не стесняйся.
Шокер смотрел на меня сверху вниз, и на его высоком лбу собирались горестные складки домиком.
— Да что тебе от меня надо?! — заорала я, упёрлась ладонями в его грудь и попыталась оттолкнуть от себя.
— Ты не готова участвовать в операции, — тихо, но твёрдо сказал Шокер. — У тебя незалеченные травмы. Плюс ты сейчас ещё и голову пробила. Да и нервы у тебя ни к чёрту. Самое правильное будет сделать замену.
— Ты будешь просить командора?
— Нет. Тебе стоит поговорить с ним самой.
— Не буду.
— Почему? Он просто пришлёт замену.
— Нет.
Шокер задумчиво почесал кончик носа.
— А если собрать силу воли и отбросить природное бабское упрямство? — уточнил он. — Это ведь именно оно, я прав?
Я молчала.
— Тебе стоит всего лишь с ним поговорить. Даже до нашей глухомани докатились слухи об особом отношении командора к проводнику Апрель, — с неохотой сказал Шокер.
— А о прекращении этого особого отношения до вас ничего не докатывалось? — уточнила я.
— Нет, — невозмутимо ответил он. — Ничего.
— Так вот. Раз уж я сейчас твой человек, а ты мне царь, бог и воинский начальник, то слушай. Я устала от работы проводника. Я устала от вас, гатрийцев, от ваших нелепых обычаев и тупых законов. Моему контракту остался месяц. Если я сейчас попрошу замену, то, согласно условиям, я попадаю в кабалу к курьерскому департаменту ещё на год. Это не входит в мои планы.
Шокер задумчиво почесал кончик носа:
— Понятно. А если не ты, а я потребую твоей замены?
— Аналогично.
— Почему? — удивился он. — У меня нет к тебе претензий, но ты же ранена, это достаточное основание для замены, без санкций.
— Любое сорванное задание, по любой причине, ведёт к продлению контракта на год.
— Ты что, на такие условия подписалась спьяну, что ли? — покачал головой Шокер.
— Мне было шестнадцать. Я и не вчитывалась особо.
— Ну и дура, — угрюмо буркнул Шокер.
— Да уж, не умница, — согласилась я. — На это почти все малолетки с изнанки покупаются, а умнеют потом быстро, но всё равно поздно.
— Не слишком-то это честно: детей в рабство загонять, — Шокер презрительно сжал губы.
— Так не своих же детей. Кто мы? Мусор с изнанки. Особенно женщины…
Он мрачно смотрел на меня, и глубокие складки на его лбу опять начали складываться домиком.
— Всё, Шокер, я тебе своё положение объяснила. На этом минута откровений закончилась, забыли… А никаких поблажек от командора мне не будет, потому что нет больше никакого особого отношения, запомни это. Ещё раз на это намекнёшь — в глаза вцеплюсь.
Шокер нервно моргнул:
— Да, ты можешь, пожалуй. И что мне с тобой делать?
— Да ничего. Пусть мне Тайлер ещё раз голову размозжит, поделом.
Шокер вздохнул:
— Всё это замечательно. Только мне нужен работоспособный проводник. Я всё равно скоро возьму Тайлера, и мне понадобится отправить его на поверхность.
— Отправлю я тебе его на поверхность, что ты переживаешь?! — выкрикнула я. — Взялась — значит, отправлю!
Я резко отвернулась от Шокера, и меня мотнуло. Он поддержал меня за локти, я вырвалась.
— Да дай ты волю своей истерике, — раздражённо сказал Шокер. — Я это как-нибудь переживу, но тебе надо что-то с этим сделать. В таком состоянии ты мне не нужна. Мне нужен адекватный человек. Пусть неосторожный и неопытный, но вменяемый.
Я молча смотрела на синюю гладь озера Мелларен.
Руки Шокера вдруг обхватили меня за плечи, он крепко прижал меня к себе и, покачиваясь вместе со мной из стороны в сторону, заговорил нараспев:
— Куда идём мы с Пятачком? Большой-большой секрет…
— Что?.. — я задохнулась в его руках. — Что?! Сволочь… Какая же ты сволочь!
— Тс-с-с-с… Тихо… — он наклонился и зашептал прямо мне в ухо. — … И не расскажем мы о нём, о, нет, и нет, и нет…
Как когда-то маленькая девочка горько плакала от страха и боли, заблудившись в тошнотворном пограничном слое, так и я теперь рыдала в голос, только совершенно непонятно, отчего. То ли от обиды на Шокера и его обман, то ли от одиночества, от того, что брат опять исчез, едва появившись. А, скорее всего, от безысходности. Никакого выхода из всего этого не было…
