Венедикт Ли - Гроза над Миром
Когда Ригли становится лучше, ты просишь у нее прощенья. И она прощает тебя, так холодно и сдержанно, что лучше бы не делала этого вовсе. Выздоровев, собирает свои немногочисленные пожитки. Ты успеваешь повидать ее напоследок.
— Простимся по-хорошему?
Она касается твоей ладони тонкими, прохладными пальчиками.
— Я прощаюсь с тобой по-хорошему, — и быстро отворачивается.
Вот и все про Ригли. Поначалу ты ее не разыскивала — походило бы на преследование, а теперь поздно. Где ее след? Тогда ты сказала ей, что положила на ее имя крупную сумму в банк Магистрата (цена твоего раскаянья), только брать Ригли сможет понемногу. Двадцать пять лет прошло, и за все время никто не снял денег со счета.
А Гордею не пришлось получить от тебя сомнительный дар Ренессанса. Он умер через месяц после отъезда Ригли. Сказал молодому напарнику: «Что-то я притомился», — присел на скамейку в саду и больше не встал.
1358 год, середина марта. Комната эта использовалась Хозяйкой для личных встреч. Широченное окно и стеклянная дверь выходили на террасу, продолжавшую второй этаж ее резиденции. Отсюда открывался неплохой вид на город — строить высокие здания в этом направлении — было запрещено. Далеко на севере громоздились кучевые облака, сверкая на солнце белыми верхушками. Используя открытую дверь вместо зеркала, Хозяйка критически себя осмотрела, быстрым движением взлохматила волосы. Светые брюки, завязанная на оголенном животе голубая рубашка и сандалии из позолоченной кожи составляли ее наряд — давно она так не щеголяла. «Эдакой страхолюдиной на улицу не выйду. Времена изменились и я тоже». Придерживаясь за косяк двери, сняла с ног сандалии и, одну за другой, двумя меткими бросками запулила под диван. Поднесла правую руку с часами к глазам: семь минут до назначенной встречи…
В сорок восемь лет Сави осталась такой же милой и хрупкой, но волосы, как всегда, подстриженные на манер легендарной Жанны, уже начали седеть, а от крыльев носа к губам пролегли усталые морщинки. Широко раскрытыми глазами разглядывала она Хозяйку, забыв о том, что ведет себя, мягко говоря, бестактно.
— Двенадцать лет как умерла Ханна, с тех пор мы не виделись, — мягко сказала Хозяйка, — Мне — пятьдесят три.
Она первой подошла к Сави и та, опомнившись, обняла ее с легким смехом.
— Ты колдунья. Это — правда.
— Есть немного, — согласилась Хозяйка, — И я позволяю тебе это заметить. Пошли на воздух. Чаю попьем.
Они сидели на террасе за столиком на легких плетеных стульях, вспоминали общих знакомых, болтали о пустяках, смеялись… Смеялась Сави, а Хозяйка чуть поднимала брови, в знак того, что разделяет ее настроение. Между делом, в начале осторожными намеками, потом прямо, но простыми, понятными словами, объяснила, чего от нее хочет. Сави задумчиво укусила хрустящий хлебец, переведя взгляд с городских видов на раскинувшийся внизу сад. Двор Хозяйки, в самом деле, был живописным местом.
— Как тебе удается заставить слушаться такую массу народа: чинуш, армейцев, хозяев городов? Я бы с ума сошла.
— Я приказываю людям только то, чего они сами хотят, — объяснила Хозяйка, Но… как тебе мое предложение?
— Прикажи мне — и я повинуюсь. Я ведь у тебя в долгу. Не намного, на одну свою жизнь. Но, можно, порассуждаю?
Человек — это сумма всех его чаяний, надежд на будущее и сожалений о прошлом. Я не философ и не сама это придумала. Прочитала в одной старинной книжке. Я знаю, чего хочу, чего добиваюсь, о чем жалею. Убери это — и меня нет. То, что ты предлагаешь — это смерть. Ты зовешь меня покончить с собой. Можно… я откажусь?
— Конечно, — согласилась Хозяйка.
— Я тебя обидела, извини.
— Нисколько. Мы не очень скоро увидимся снова. Будь счастлива, Сави.
Хозяйка проводила Сави, вернулась на террасу, прибрала посуду. Прошла в комнату, нашарила под диваном свои многострадальные босоножки, обулась, и собиралась выйти. Вместо этого долго сидела на диване в мрачной задумчивости. Потом выругалась, горько и зло.
1336 год, 3 зевса. Элиза вошла и осталась стоять посреди кабинета, не приближаясь к сидящей за столом Хозяйке. Она встала ей навстречу.
— Натаниэль Гариг покинул Остров и больше не вернется.
Элиза отмалчивалась, и Хозяйка спросила резко:
— Злорадствуешь?
— …Много дней я не спала ночами. После того, что ты со мной сделала. Представляла тебя на своем месте. Радовалась твоим мучениям, предстоящей смерти. Больше я сходить с ума не буду. Вылечилась. Потому что отомщена.
Я рассталась с Натом по-доброму, он хотел взять меня с собой, я сама отказалась. Уже старуха для него. А ты — молодая, красивая. Богатая, как никто в Мире. Владычица над миллионами, над их жизнью и смертью. Ты сделала его почти равным себе. И он тебя бросил!
Какую хочешь, придумывай мне пытку, мне все равно. Я — отомщена!
Хозяйка выслушала ее тираду, взяла лист из стопки бумаг на столе, перечла быстро текст и подписала.
— Элиза Маккиш! Поручаю твоим заботам Протекторат Тир. Пекись о его процветании, я буду тебе опорой во всем, в чем смогу. Возьми свой мандат… Хозяйка Тира.
Элиза подошла, приняла документ, наделивший ее огромной властью. Глянула на рядом стоящее кресло.
— Я сяду.
Хозяйка пожала плечами. «Дело твое: хоть стой, хоть падай». Потом не выдержала:
— Терпеть тебя не могу!
— Можешь… — устало ответила Элиза, — Мы с тобой, вроде родные стали. Две брошенные женщины. Когда-нибудь… все забудется. Минувшие дни всегда светлей настоящих. И этот станет таким.
1358 год, где-то в апреле.
— Почему не доложил? Почему не доложил? — вне себя твердила Хозяйка.
Ее секретарь, лохматый, бородатенький и очкастый молодой человек (далекий предшественник гениального Валентина), наклонил голову, толи, демонстрируя покорность, толи чтобы скрыть ухмылку. Хозяйка подошла, что там, подбежала к нему и, поколотив по спине, пару раз рванула секретаришку за пейсы.
Ойкнув, для порядку, он с упреком сказал:
— Как только узнал, так и явился под укоризну глаз ваших.
— Врешь!
— Когда я вас обманывал?
— Ты сигарету выкурил, прежде чем ко мне идти.
— Так то — нервы. И… может — последняя, как отказаться?
— Убью… — выдохнула Хозяйка, и добавила, — Когда-нибудь. Реконструкцию событий, живо!
Секретарь уселся на стул, закинул ногу за ногу, приставил палец к переносице, изображая мучительное раздумье. Хозяйка терпеливо переждала всегдашнюю преамбулу, зная, что дальше он начнет излагать подробно и без запинки.
— Э-э-г-м-м…. в общем, дело было так…
