Венедикт Ли - Гроза над Миром
— Майна, майна… — сказал высоким тенором.
Кабина медленно опустилась, человек бросил Нину в открытый люк и прыгнул следом. В глазах двоится или это его брат-близнец? Нине захотелось спросить: «В самом ли деле вас двое?», — а в глазах замельтешили огненные круги, слились в цветной водоворот, он подхватил ее, закружил, и вдруг затянул в тишину и безмолвие.
1358 год, начало января. День ясный и светлый! 87-е астрономическое лето в этом году перевалит через середину. Жужжат пчелы в саду. «Эти розы скоро расцветут». В этом ли причина твоего хорошего настроения?… Нет. Долгожданная победа, оправдывающая прошлые безумные годы. Милый, преданный друг Рон потратил двадцать три года — остаток своей жизни, чтобы понять. Вырастить учеников. И восьмидесятипятилетним стариком решился произвести первый опыт. Понимая, что времени у него не осталось.
А Ригли — тридцать пять. Она в очередной раз порвала с мужем и металась между двумя крайностями, не в силах остановиться на чем-то одном: стать послушной женой, растить детей, молча сносить выходки своего мужчины или пинками выгнать его за порог. В таком настроении она и вернулась к тебе, по старой памяти.
Впервые она кому-то завидовала, и это оказалась ты: ее прежняя наперсница, покровитель, подруга. А ты не стала тянуть стикса за одно место и выложила все. Ригли всегда была человечком упорным (вспомни, с какой страшной силой она добивалась Ната).
— А если я сыграю в ящик… будешь приходить ко мне на могилку?
Ты подтвердила (приняв ироничный тон Реджины) и она решилась. Мука ожидания, бессонные ночи… И неописуемый восторг, когда вы с Роном смотрели на свершающееся чудо. Ему показался мелочью один побочный эффект. А ты встревожилась, хотя никогда раньше не принимала всерьез «Великую жертву». Но Рон был настроен оптимистично и второй опыт собирался провести на себе.
— Я ждал слишком долго, — он хитро усмехнулся впалым ртом, — Не успею разрешить этот казус. Благодарю Бога, что сообразил написать свой мемуар интересное станется чтиво!
Так он прощался с тобой, собираясь лечь в свою же клинику, не уверенный, что его усталый организм выдержит. Завещания писать не собирался. Памятник себе он уже воздвиг. ГИН — Гаяровский институт в Норденке. А ты поставила условие: еще одна попытка, и только тогда пусть Рон бросается головой в этот омут. Ренессанс!
Ох, Ригли, Ригли, Реджина! Оживший цветок! Ее супружеская жизнь окончательно пошла под откос, вернее, Ригли сама ее туда спустила. Не удивительно. Теперь она живет стародавними надеждами, страхами и чаяниями и даже в моде ее вкус вернулся к позабытым фасонам. Бедняжку больше всего потрясло ее неожиданное выпадение из общего стиля. Она всегда была остра на язык и относилась к тебе без пиетета. А от всего случившегося характер ее не улучшился.
— Привет! — легка на помине, — В садике ковыряешься?
Туника переливается всеми цветами радуги — Ригли быстро «въехала» в ставшую для нее совершенно новой моду. Босоножки на толстенной подошве добавляют ей роста.
— Мне не пришлось вырабатывать походку! Все само собой сталось.
Естественная память тела. Но Ригли лучше ничего не объяснять. Она опять впадет в агрессивно-плаксивый настрой, а заниматься ею всерьез… Тебе тоже нужно время: приноровиться к внезапному сдвигу ее внутреннего мира. А Реджина заявилась к тебе с претензиями и жалобами на теперешнее свое состояние!… Ты не слушаешь, смотришь, как беззвучно шевелятся ее губы. Когда же она заткнется?
— Все из-за тебя! — ты слишком рано включилась в общение и получила-таки краешек заряда ее тревоги и злости. Хватит давать ей спуску. Ты тоже имеешь право на человеческие чувства. Огрызаешься:
— Нет, спасибо сказать! За все, что я для тебя сделала…
— Я не просила! А согласия своего не помню! Врешь ты все! — девочка, умеет делать больно.
Символическая пощечина. Легким мазком касаешься ее белой с легким румянцем щеки. А Ригли… бросается на тебя с кулаками. Она похрупче в кости, но дерется хорошо. Любую другую на твоем месте Ригли отделала бы, будь здоров, но ты только лениво отмахиваешься:
— Брось, Ригли, не дури…
Сдерживаешься (не отрывать же ее глупую голову), пихаешься аккуратно… Острый ноготок царапает тебе лоб. Как ты пропустила?! Глаза застилает багровый туман. Ты отрываешь от себя Ригли, бьешь ее в ненавистные, дерзко кривящиеся губы. Ригли и не думает сдаваться, охваченная таким же бешенством. Дрянь!!! Ты не останавливаешься, когда она, вдруг обессилев, опускается на колени, прикрывая локтем залитое кровью лицо. Не слышишь ее ужасного крика:
— Что ты делаешь?! Ты же меня убиваешь!!
Мир вокруг исчезает, упав во мрак.
Ты неудобно упираешься спиной в каменный бортик фонтана, кто-то брызгает на тебя водой. Дергаешься: руки связаны сзади, вытянутые ноги тоже стянуты жгутом в лодыжках. Одевалась для работы в саду: видавшие виды брючата, маечка. Ни дать, ни взять — бродяжка, забравшаяся в сад ее высочества, где ее и повязали. Внезапный короткий испуг. Неужто власть твоя одномоментно растаяла и теперь ты никто? Как случилось такое?
Над тобой нависают седые усы старшего телохранителя — это он вырубил тебя и сейчас устраивает водную процедуру.
— Ваше высочество, вы должны успокоиться, — проверяет твой пульс, убеждаясь, что ты, в самом деле, оклемалась.
Медленно и глубоко дышишь, отработанным навыком расслабляя тело. Седой усач снимает с тебя путы, помогает подняться на ноги.
— Гордей… — ты стонешь не от физической боли. Не от своей боли. Ты разбила Ригли лицо, сломала руку.
В конце дня Гордей приходит к тебе принять наказание. Немыслимый грех: поднять руку на Хозяйку.
— Что со мной, Гордей? Я холодным рассудком решала, кому умереть, кому жить. Но Реджина ничем не провинилась передо мной и другими. Как смогла я сделать с ней такое?
Гордей слегка качает головой, искорки вечернего света из окна блестят в его седине.
— Вам надо бы сразу стукнуть ее, как следует, не миндальничать. А так кончилось банальной дракой двух баб. Разнимать надо быстро — женщины, коли дерутся, так до смерти. Даже не всерьез бывает, начнут, а после… Я скажу, ваше высочество: девочку эту вы никогда не любили. На дух не выносили соплячку, она вынудила вас делить с ней мужчину, вспоминаю давнее, простите. Но вы, не знаю зачем, принудили себя ее полюбить. Только, когда она подросла, вы себя с этого тормоза сняли. Вот и сорвались сейчас.
— Гордей, — говоришь ему, — А что мне делать с вами?
Он вздыхает, а ты уже приняла решение. Ригли — отрезанный ломоть. Рон доживет ли еще, неизвестно, в его возрасте можно умереть в любую минуту. Гордей… Вот, кто достоин.