Филип Дик - Игроки с Титана (сборник)
– Да.
– Не припомню, чтобы я был в зоопарке… Что там делают? Ты не знаешь?
– Смотрят в разные клетки и вольеры…
– А какие там животные?
– Разные…
– Дикие небось. И всякие редкие.
– В зоопарке Сан-Диего почти все есть.
– А у них есть эти… как их… медведи коала?
– Есть, – кивнул Брюс.
– Я раз видел рекламу по телику, с коалами. Там они прыгают. И вообще прямо как игрушечные.
– Я слышал, что первых плюшевых медведей – тех, в которых дети играют, – делали с коал, еще в двадцатых.
– Не может быть. Их ведь, наверное, встретишь только в Австралии? Или они вообще вымерли?
– В Австралии их навалом, – сообщил Брюс. – Но вывозить запрещено – ни живых, ни шкуры. Их охраняют.
– Я никогда нигде не был, – сказал Майк. – Только возил героин из Мексики в Ванкувер. Всегда одним и тем же путем. Жал на всю катушку, лишь бы поскорее покончить с делом. Здесь мне доверили машину. Если тебе станет невмоготу, я тебя покатаю. Покатаемся и поговорим. Я не против. Эдди и другие – их уже нет здесь – делали это для меня. Я не против.
– Спасибо.
– А теперь пора в койку. Тебе завтра на кухню? Ну там – столы накрывать и все такое?
– Нет.
– Тогда мы встаем в одно и то же время. Увидимся за завтраком. Сядешь ко мне за стол, и я познакомлю тебя с Лорой.
– Когда вы женитесь?
– Через полтора месяца. Обязательно приходи. Хотя, конечно, свадьба будет здесь, так что все и так придут.
– Спасибо.
Игра… Они орали на него что есть мочи. Вопящие рты со всех сторон. Брюс молча сидел и смотрел в пол.
– Знаете, кто он? Гомик! – Визгливый голосок заставил его поднять глаза. Прищурившись, он разглядел среди искаженных ненавистью лиц девушку-китаянку. – Гомик сраный, вот кто ты! – еще пронзительней взвизгнула она.
– Поцелуй себя в задницу! Поцелуй себя в задницу! – завывали остальные, усевшись в круг на ковре.
Директор-распорядитель, в красных шароварах и розовых туфлях, радостно ухмылялся. Крошечные глазки-щелочки весело блестели. Он раскачивался взад-вперед, подобрав под себя длинные тощие ноги.
– Покажи нам свою задницу!!! Вонючую задницу!
Это особенно развеселило директора-распорядителя, и он начал подпевать общему хору скрипучим и монотонным голосом. Казалось, скрипели дверные петли.
– Гомик сраный! – уже почти в истерике завывала китаянка. Ее соседка надувала щеки и хлопала по ним ладонями, издавая неприличные звуки.
– Иди, иди сюда! – Китаянка развернулась и выставила зад, тыча в него пальцем. – Поцелуй меня в задницу, ты ведь любишь целоваться! Иди сюда, целуй, гомик!!!
– Поцелуй нас, поцелуй! – надрывалась толпа.
Брюс закрыл глаза, но легче не стало.
– Ты гомик! – медленно и монотонно произнес директор-распорядитель. – Дерьмо! Падаль! Срань вонючая! Ты…
Звуки в ушах смешивались, превращаясь в нечленораздельный звериный вой. Один раз, когда общий хор на мгновение стих, он различил голос Майка и открыл глаза. Майк сидел с багровым лицом, затянутый в тесный галстук, и бесстрастно смотрел вперед, на него.
– Брюс, зачем ты здесь? Что ты хочешь нам сказать? Ты можешь что-нибудь рассказать о себе?
– Гомик!!! – заорал кто-то, подпрыгивая на месте, как резиновый мяч. – Кто ты, гомик?
– Расскажи нам! – заверещала, вскочив, китаянка. – Ты, грязный гомик, падаль, жополиз, дерьмо!!!
– Я… – выдавил он. – Я…
– Ты вонючее дерьмо, – сказал директор-распорядитель. – Слабак. Блевотина. Мразь.
Он больше ничего не мог разобрать, все смешалось. Казалось, он перестал понимать смысл слов и вдобавок забыл сами слова. Только продолжал чувствовать присутствие Майка, его пристальный взгляд. Он ничего больше не знал, не помнил, не чувствовал. Плохо… Скорей бы уйти. В душе росла пустота. И это немного утешало.
– Вот, гляди, – сказала женщина, открывая дверь. – Здесь мы и держим этих чудищ.
Брюс вздрогнул: шум за дверью стоял ужасающий. В комнате играла целая орава маленьких детей.
Вечером он заметил, как двое мужчин постарше, сидя в уголке за ширмой рядом с кухней, угощали детей молоком и печеньем. Повар Рик выдал им все это отдельно, пока остальные ждали ужина в столовой.
– Любишь детей? – улыбнулась китаянка, которая несла в столовую поднос с тарелками.
– Да.
– Можешь поесть вместе с ними.
– Правда?
– А кормить их тебе позволят позже, через месяц-другой… – Она замялась. – Когда мы будем уверены, что ты их не ударишь. У нас правило: детей никогда не бить, что бы они ни вытворяли.
– Хорошо.
Глядя, как дети едят, он вновь ощутил тепло жизни. Один малыш забрался к нему на колени. Они ели из одной тарелки, и им было одинаково тепло. Китаянка улыбнулась и ушла с тарелками в столовую.
Он долго сидел там, держа на руках то одного ребенка, то другого. Пожилые мужчины принялись ссориться, поучая друг друга, как правильно кормить детей. Пол и столы были усеяны пятнами, крошками и недоеденными кусками. Осознав вдруг, что дети уже наелись и переходят в игровую комнату смотреть мультики, Брюс встал и, неловко наклонившись, стал подбирать мусор.
– Брось, это моя работа! – прикрикнул на него один из мужчин.
– Ладно. – Он разогнул спину, ударившись головой об угол стола, и с недоумением посмотрел на куски пищи в своих руках.
– Иди лучше помоги прибраться в столовой, – велел другой мужчина, слегка заикаясь.
– Чтобы здесь находиться, нужно разрешение, – сказал кто-то с кухни, проходя мимо. – Это для стариков, которые больше ничего не могут – только сидеть с детишками.
Брюс кивнул и продолжал стоять, озадаченный.
Из всех детей в комнате осталась только одна девочка. Она смотрела на него, широко раскрыв глаза.
– Тебя как зовут?
Он молчал.
– Я спрашиваю, как тебя зовут?
Брюс осторожно дотронулся до отбивной на тарелке; она уже остыла. Но он знал, что рядом ребенок, и чувствовал тепло. Нежным мимолетным движением он коснулся волос девочки.
– Меня зовут Тельма. Ты забыл свое имя? – Она похлопала его по плечу. – Чтобы не забывать имя, напиши его на ладони. Показать как?
– А не смоется? Вымою руки или пойду в душ – и все…
– Действительно… – согласилась девочка. – Что ж, можно написать на стене над головой, в комнате, где ты спишь. Только высоко, чтобы не смылось. А потом, когда захочешь вспомнить…
– Тельма, – пробормотал он.
– Нет, это мое имя. У тебя должно быть другое. Это имя для девочки.
– Надо подумать.
– Если мы еще увидимся, я дам тебе имя, – предложила Тельма. – Хочешь?
– Разве ты не здесь живешь?
– Здесь, но моя мама уедет. Заберет нас – меня и брата – и уедет.
Он кивнул. Тепло стало рассасываться.
