Сергей Гомонов - Изгнанник вечности, полная версия
Паском уже тогда знал, что это его тринадцатый ученик. Не Ал, Тассатио. Ала еще не было. Паском добился свидания с пленником и долго говорил с ним в его тюремной камере. Но Тассатио из-за упрямства своего не принял его слова на веру и велел ему убираться вон. Тогда кулаптр отправился к Танэ-Ра. Никто еще, кроме него и нее, не знал, что вдова правителя ждет ребенка от своего любовника. Ее держали под домашним арестом, и ей правдами и неправдами приходилось скрывать от приближенных свою мало-помалу становящуюся заметной беременность. Скрывать из опасения, что ее заставят избавиться от бастарда, зачатого от преступника. Поначалу она испугалась, услышав разоблачительные, как ей сперва померещилось, слова из уст того, кто тоже имел определенное влияние в новом мире — на земле Убежища. Но Паском держался с нею по-прежнему как с правительницей и против ее будущего ребенка, кажется, ничего не имел.
Он рассказал, каким образом намереваются казнить Тассатио, и Танэ-Ра ужаснулась.
«Что же делать мне? Я не смогу его спасти?» — спросила она.
«Ты не сможешь его спасти, царица. Он должен понести это наказание, оно заслужено им. Но беда в том, что это последнее воплощение его „куарт“. Он не Восходит, а спускается все ниже, и это претит принципу Природы, заложившей в каждую частицу стремление к эволюции, а не наоборот».
Холод предстоящего и ей небытия ожег щеки измученной вдовы правителя.
«Но есть и выход»…
И Паском научил ее, как призвать «куарт» Тассатио после смерти его оболочки, ведь будущее вместилище для этого «куарт» готовилось увидеть свет всего через несколько лун. Очистившись невероятным для себя по благородству цели поступком, Тассатио мог бы обрести еще один шанс, еще одну жизнь. Вот только способен ли был этот жестокий, не имеющий ничего святого бунтарь на благородство?
В реальности не было еще двух эпизодов, присутствующих в легенде. Первый из них: Танэ-Ра больше никогда не встречалась со своим любовником, тем более в темнице, не говорила с ним, и его решение создать скульптуру на погибшей Але было начисто лишено какого-то расчета — поступок должен был быть бескорыстным, он должен был являться порывом сердца и души. Царица не пошла прощаться с ним из тех соображений, что может проговориться об условиях, и тогда все пойдет прахом. Соответственно, Тассатио не мог грезить этой их последней встречей, летя в челноке на Алу — все было придумано позднее ради красоты, ради того, чтобы растрогать зрителя. Аллийцы вообще практиковали анабиоз во время перелета на большие расстояния — и, скорее всего, приговоренного просто усыпили. И эпизод второй: Танэ-Ра не видела трансляцию с Алы и смерти Тассатио. Царица не могла ее видеть просто потому, что в те часы блажила не своим голосом от боли — с самого утра у нее тогда начались роды.
А вот твой Учитель, Фирэ, не желает верить в эту историю от ее начала до конца. Он зовет ее пустой сказкой и ничего не помнит. Но ее помню я…
— Почему?
— Я была Танэ-Ра.
— Но постой, а куда же тогда девался мой «куарт», то есть «куарт» Коорэ, который всегда…
— Не было еще этого «куарт», Фирэ, — устало усмехнулась Ормона. — Атмереро не сразу формирует тот «куарт», которому впредь надлежит развиваться до Восхождения. Это была первая встреча попутчиков, и учеников у них еще не существовало. Паском оказался прав: обретя в новом своем воплощении безусловную любовь от матери как сын и отдавая такую же безусловную любовь ей в ответ, Алэ начал жизнь свою с новой страницы, но оплатил ее тем, что начисто забыл свое прошлое вместе с преступлениями Тассатио. Убедившись в этом, современники внесли имя Алэ в списки аллийцев и никогда не жалели о решении кулаптра и царицы. Никогда… до его нынешнего воплощения… Потому что существует тот, кто ни о чем не забывает. Ни о чем. И беспокоить его было нельзя.
— Кто же это?
— Это страж мира подсознания, которое также ничего не забывает, поскольку имеет выход во все миры одновременно и независимо от воли сознания хозяина. Ал должен был справиться с ним во время учебного транса, мы все должны были справиться с тем заданием, но погибли. И, победив Соуле ценой жизни всех близких, втянутых в Игру, Ал все равно проиграл. Никто, даже сам Паском, не представлял себе мощь мира За Вратами, принадлежавшего мятежному Тассатио…
Фирэ скрипнул зубами. Страж мира подсознания… Желтый воин, приходивший к нему во снах прежде, нынче являлся юному Коорэ, и несчастный мальчишка вынужден неподготовленным переживать этот ужас снова и снова… Ведь будь его Учитель настоящим Учителем, он помог бы сыну справиться с этим испытанием. Значит, из-за этого мерзавца-Ала суждено погибнуть им всем?!
— Существует ли выход? — спросил он Ормону, подняв на нее воспаленные, больные глаза.
Она лукаво улыбнулась, откинувшись на спинку кресла:
— Да. Танэ-Ра опять должна возродить нового Ала. Все должно повториться. Может быть, это решение задачи? Может быть, тогда «куарт» станет единым — дождавшись своей естественной смерти, твой Учитель присоединит частичку разбитого «куарт» к общей части — к той, что будет обитать в сыне Танэ-Ра. И я наконец вернусь туда, где мне место — в мир За Вратами, в Изначальное…
— Значит, тебе нужно воплотиться еще раз?
Ормона с непониманием уставилась на него:
— Зачем?
— Ты же Танэ-Ра…
Она грустно рассмеялась:
— Боюсь, если я разгадаю этот ребус столь сложным способом, твой Учитель просто не доживет до рождения Ала — как минимум, этой Танэ-Ра придется вначале подрасти. Я могла бы обречь себя на новые испытания в вашем странном мире, но в данном случае это нецелесообразно, мой мальчик. Словом, это надлежит сделать другой Танэ-Ра. Повторить путь той своей предшественницы. Может быть, хоть так эта дура наконец сможет хоть что-то понять и прозреть?
— Ты имеешь в виду Танрэй?
— Да, я имею в виду эту рыжую поганку, из-за которой я не успела закончить то, что планировала, и так, как планировала. Из-за которой я не успела вернуть тебе твою попутчицу.
Он вздохнул, почти всхлипнул, припомнив ту свою безумную радость, когда увидел серебристого мотылька души Саэти над плечом растерянной, но улыбавшейся жены Учителя.
— Но я не держу на нее обиды. Она терзается больше, чем я, получившая наконец свободу от своего надоедливого, болезненного тела, у которого потребностей хоть отбавляй, а толку — никакого. Хвори моего бывшего супруга — почти ничто в сравнении с тем, что изредка чувствовала я при жизни во плоти. Их я почти не замечаю. Сегодня мы попрощаемся с Тау-Рэей и наутро, после праздника, отправимся в дорогу. Мне удалось его убедить, но он хочет все увидеть собственными глазами, чтобы не наделать, как он говорит, новых ошибок. Что ж, пусть убеждается, я не против. Так или иначе, ему нужно будет оказаться там, чтобы достигнуть цели…
