Владимир Васильев - И тьма не объяла его
- Правды хочешь, Айяр?.. - поднял глаза вестовой, и красные сполохи вместе с осколками черных теней делали его лицо словно бы высеченным из красно-черного камня. - Так я думаю, что твой айят не врет. Если "моя радость" - это радость Стаи, то есть ее потребность... Мы не учим наших детей различать эти радости, и дети гибнут за радости Стаи, но виноваты ли они в своей слепоте?..
- Быть тебе Айяром, вестовой... Твое имя?
- Айян...
Айс вздрогнул.
- Так звали моего сына...
- Знаю.
- А как звали твоего?
- Айк.
Они помолчали.
- Ты прав, Айян, - прервал молчание Верховный Айяр. - Хотя многим в Стае твои слова не понравились бы... Да, для того, чтобы сохранить Стаю, надо научиться отказываться от тех радостей, из-за которых гибнут ее дети... Ради главной радости - жизни. Вроде бы все верно... Ты согласен?
- О, да!
- Но только куда нас приведет этот путь, друг мой?.. В мире, полном столкновений противоположных радостей... Жизненное пространство не бывает пустым. Если мы освободим какие-то его участки, отказавшись от некоторых радостей, то есть потребностей, их тут же займет кто-то другой... Мы покинули гнездовья и переселились в пещеры. Но стало ли нам здесь безопасней? Ведь мы, не спросив разрешения, заняли чье-то место... И так, отказываясь от своего жизненного пространства, которое состояло из наших естественных радостей и потому определяло сущность нашей жизни, в поисках спасения мы вторгаемся в чужое жизненное пространство и находим новые, неизвестные нам опасности, бороться с которыми мы еще не умеем. Мы теряем сущность жизни, перестаем быть собой, но что обретаем?.. Спасителен ли этот путь, Айян?.. Ты винишь меня за то, что я хочу вернуть Стаю в хрустальные гнездовья, потому что твой сын исчез, добывая хрусталь? Я повторяю - исчез, а не погиб - ведь пока мы с тобой не обнаружили никаких следов его гибели...
- Исчез? - оторопело переспросил Айян. И после продолжительной паузы тихо поинтересовался: - Ты тогда тоже надеялся, Айс?
- Разве только на чудо... Нет, не надеялся, видя, во что превратилось гнездовье. Но ты ничего подобного не видишь. Ты обязан надеяться. Может быть, твоя надежда - единственное, что способно спасти твоего сына...
- Я ни в чем не виню тебя, Верховный Айяр, - помолчав, сказал вестовой.
- Твое горе винит, - вздохнул Айс. - Но ты пойми, что путь отказа от радостей не ведет к спасению. Это путь к смерти, добровольной смерти, которая есть отказ от сущности жизни.
- Но как же тогда понимать твой айят?!
- Как исповедь... Конечно же, радости не должны быть слепы, особенно, когда они сталкиваются с противоположными радостями.
- Да, - кивнул вестовой, - как сказано в твоих Айятах: "Все в мире дети Матери Мира. Братья могут спорить, могут ссориться, но не должны убивать друг друга, ибо этим они истязают сердце Матери своей". - Ты хороший ученик, Айян, но сейчас важнее найти следы твоего сына.
- О да, Верховный Айяр! - воскликнул воодушевленный надеждой вестовой и еще усерднее принялся оглядывать каждый камешек, каждую трещинку.
Айс занимался тем же, но ему не давала покоя какая-то мысль, которая недавно мелькнула где-то на краешке сознания и, не зацепившись, исчезла. Теперь, исчезнувшая, она представлялась Айсу чрезвычайно важной и чуть ли не спасительной.
* * *
А рудник уже мало напоминал то мрачное подземелье, наполненное натужными стонами обескрыленных мягкокрылов, запряженных в груженные рудой вагонетки, и монотонно-мерзкими взвизгами деревянных полозьев в желобах деревянных рельсов. Помнится, у Айса от этого отвратительного звука то и дело мороз пробегал по коже, встопорщивая перья. И он, недолго думая, рубил провинившегося раба ловким взмахом острого крыла. Некоторое время смазанные плотью и кровью поверженной жертвы рельсы не скрипели. Можно было спокойно погрузиться в интеллектуальные глубины изощренных цветограмм. Хотя надсмотрщикам запрещалось заниматься этим во избежание потери бдительности, но кто проверит? Да и в бдительности долгое время нужды не было.
Теперь вагонетки стояли на колесах, выпиленных из самых твердых пород деревьев, и все вращающиеся части были хорошо просмолены и смазаны. Айс толкнул рукой ближайшую вагонетку - она легко и беззвучно двинулась по рельсам.
- Да, - восхищенно констатировал вестовой, - ты принес с Вершины Великое Знание...
Кроме того, Айс разработал целую систему передачи движения от колес с лопатками, вращаемыми подземными потоками, и к вагонеткам, и даже к забойным механизмам. Реализацией этого проекта и были заняты исчезнувшие твердокрылы. Айс лично подбирал самых толковых и тщательно обучал их...
Наконец, они подошли к подземной реке, где должна была работать монтажная группа. Бурное течение, цепляясь за лопатки установленного на оси колеса, довольно быстро его вращало. Ощущение мощи и скорости зачаровывало.
- Теперь я понял, - признался вестовой, - зачем нам руки.
- Разум, Айян, прежде всего, разум... - уточнил Верховный Айяр, опуская рычаг остановки колеса. - Но ты понимаешь, что если колесо вращается, а их нет, значит, они исчезли внезапно?
- Наверное, ты прав, Айяр Айс... Но что случилось?!
"Если бы я знал... Испуг?.. Зов о помощи?.. Внезапное нападение? Но кто мог напасть на них? Какое-нибудь подводное чудище, которое они побеспокоили шумом колеса?.. Стоит ли преумножать чудищ сверх необходимости?.. Хотя мне рассказывали про какое-то летающее, которое пыталось напасть на пещеру во время моего Восхождения. Истребители сразили его. Это было на закате. А наутро не нашли никаких следов, кроме спутанных клочьев паутины на скалах... Летающее чудище? Предположим, истребителям не померещилось. Тогда причем здесь паутина? Пауки не летают... Или кто-то кроме нас пользуется этим прекрасным материалом? Мягкокрылы?.. Но зачем мягкокрылу лететь к нашей жилой пещере с клубками паутины в когтях? Не понимаю. И неужели истребители не могли отличить мягкокрыла от неведомого чудища?.. Значит, существует некто неизвестный, способный угрожать нам. Плохо мы еще знаем свою планету!.. О, Мать Мира! Почему ты не наделила нас Знанием Творения Твоего?.."
- Верховный Айяр! - прервал размышления Айса вестовой, смущаясь собственной дерзости. Но от долгого наблюдения за потоком, в свете факелов казавшимся потоком крови, ему стало страшно. Он представил шестерку молодых твердокрылов, монтирующих колесо: четверо на ободе колеса, двое на берегу. И вдруг что-то случилось у того, кто страховал рычаг включения, и колесо начало вращаться, увлекая за собой монтажников, ломая их крылья и швыряя в воду. Оставшиеся на берегу бросаются на помощь, но и сами попадают под колесо. И через несколько мгновений в пещере остается только оно, равнодушно вращающееся...
