Чери Прист - Дредноут
— Все-таки лучше, чем ничего, а? — продолжал настаивать матрос. — Двинемся за позиции наших. Они увидят, что мы свои, и позволят приземлиться.
— Ты что, желаешь быть тем, кто выберется наружу и развесит их рядком, точно чертовы рождественские свечки? — Капитан уже кричал, но его подчиненный не дрогнул.
Он только кивнул:
— Я это сделаю. До полетов я плавал на океанских судах. Там качало посильнее, чем сейчас болтает нашу скорлупку.
Все лица повернулись к нему — кроме лица человека, ведущего сквозь ночь подпрыгивающий корабль. Люди смотрели на бывшего моряка с надеждой — и смятением. Даже Мерси хотелось сказать ему, что он сумасшедший, но она промолчала. Только взмолилась про себя, чтобы он говорил серьезно.
— Тебя пристрелят, — предупредил капитан.
— Или все мы рухнем вниз клубком пламени. Я не против рискнуть, сэр.
И, не дожидаясь, когда ему разрешат, матрос нырнул в нишу за пассажирской зоной. Взгляд его товарища метался взад и вперед, от командира к другу.
— Эрни! — крикнул он во тьму отгороженного занавесью закутка. — Эрни, я пойду с тобой. Я помогу.
Голова Эрни высунулась в щель между занавесками. За головой появились плечи и туловище, а потом правая рука с гроздью странной формы фонариков, теплящихся, будто светлячки. Их желтовато-зеленый свет едва озарял кабину, и о том, что эти тусклые точки кто-то различит с земли, безусловно, и речи быть не могло.
— Эти штучки едва тлеют, — сердито заявила пожилая дама. — С земли их ни за что не заметить.
Но Эрни возразил:
— Мэм, они не горят и вполнакала, специально. Пока что. Я зажгу их, когда выберусь наружу, и они сделаются действительно яркими на четыре-пять минут. Они работают благодаря электрическому заряду, который вырабатывают особые пластины в электролитической жидкости, — объяснил он, как будто кто-либо из присутствующих хоть в малейшей степени понимал, что он имеет в виду. — Когда я щелкну выключателем, осветится все треклятое небо, так что южане обязательно заметят нас и позволят спуститься. Капитан, — сказал он, повернувшись к кабине, — доставьте нас как можно дальше за позиции наших, сэр.
Мерси нервно ерзала в своем кресле, теребя спинку переднего.
— Мы можем чем-то помочь? — спросила она наконец.
Она едва видела лицо Эрни, даже в рассеянном свете фонариков.
— Нет, мэм, — покачал головой матрос. — Просто держитесь крепче, а я сам обо всем позабочусь. Ну, по крайней мере, попытаюсь.
— Эрнест! — гаркнул капитан, сделав символическую попытку остановить Эрни или поколебать его решимость.
Но, не найдя, что еще добавить, снова всецело погрузился в управление судном. Дирижабль опять накренился, заставив Мерси предположить, что капитан все-таки видит мчащуюся навстречу им снизу вверх, выпущенную из оружейных стволов опасность.
— Эрнест, — все-таки повторил он. — Осторожней там. Что на тебе?
— Сэр?
— Одежда, — пояснил капитан и очень быстро оглянулся через плечо. — Вижу. Щеголяешь в сером. Набрось что-нибудь потемнее. Роберт, дай ему свою куртку. У тебя ведь черная, так?
— Да, сэр, — ответил второй член экипажа. Он стащил китель и сунул его Эрни, который поставил лампы на пол, чтобы торопливо переодеться.
Кивнув в знак благодарности и подобрав фонарики, Эрни стал взбираться по лестнице, которой Мерси до этого момента не замечала вовсе. Он перескакивал со ступеньки на ступеньку, как мальчишка, штурмующий дуб. Девушка никогда не видела, чтобы человек так ловко карабкался, — точно он родился на дереве.
Миг — и ноги матроса исчезли в люке.
Очередная порция громовых ударов по днищу встряхнула дирижабль, едва не оглушив сидящих в гробовой тишине пассажиров. Мерси отвернулась от окна, чтобы не смотреть на черноту и высоту, которые ужасали ее, даже если она не отдавала себе в этом отчета. Охваченная сомнениями, терзаясь ощущением собственной никчемности, девушка вцепилась в спинку переднего кресла.
Она слышала, как карабкается Эрни, хотя и не видела его, слышала, как он открывает какой-то люк в корпусе, как вылезает, как ловит равновесие, — слышала или представляла, как он стоит, прижимая к груди фонари, как задерживает дыхание, выпрямляясь, а потом полускользит, полуползет по внешней поверхности дирижабля. Она слышала, как его руки и ноги ищут точки опоры, как скребут об оболочку носки его ботинок. Она следила за его передвижениями по звуку.
Поворот. В сторону. Вниз. Вверх. Еще немного вниз.
Вскоре он оказался под ними; бог знает, за что он там держался.
Мерси чувствовала матроса под своими ногами, чувствовала, как он, примерившись, перелетает, словно мартышка, с крюка на крюк, с одного железного выступа на другой. Корабль кренился, пусть и несильно, влево-вправо, вперед-назад. Эрни был не тяжел — фунтов сто пятьдесят, на взгляд Мерси, да и то если его хорошенько намочить и подбросить камней в карманы, но и этого оказалось достаточно, чтобы повлиять на ход воздушного судна, и пассажиры ощущали сквозь пол слабые толчки — это раскачивался маятник человеческого тела.
Время от времени, несмотря на потушенные огни и тишину внутри дирижабля, шальной снаряд из противовоздушного орудия с жужжанием пронзал мрак, рассыпая вокруг искры. Все понимали, что лишь благодаря везению ни один из них не пробил еще оболочку корабля.
А ведь достаточно всего одной маленькой пули, в панике подумала Мерси, пули, которая ворвется в кабину и продолжит полет наверх, к оболочке с водородом. Одна маленькая свинцовая пулька — и все кончено: всех охватывает пламя, корабль падает. Одна пуля изменит все. Одна меткая пуля — или же пуля, покорная слепому случаю.
Внизу, под ними, болтается над землей Эрни, осторожно развешивая и включая фонари, чтобы показать конфедератам, что это транспортное судно не предназначено для бомбардировки, и в то же время привлекая внимание и огонь любого в пределах досягаемости.
Мерси вскинула голову и спросила капитана:
— Сэр, мы уже за позициями южан?
— Думаю, да, — ответил он, не оглядываясь. — Отсюда трудно сказать. Очень трудно сказать. А если у Союза есть с этой стороны какие-нибудь противовоздушные силы, наше местоположение может и не иметь значения. Мы все равно будем в зоне досягаемости. Проклятие, Эрнест! — прорычал он.
Словно в ответ, громыхнули три резких удара — но на сей раз в борт врезались не пули, а кулак человека.
— И что это означает? — спросил Гордон Рэнд.
— Что он все сделал и возвращается, полагаю, — объяснил капитан. — Роберт, высунься-ка наружу, посмотри, не нужно ли ему помочь.
