Рэй Брэдбери - Из праха восставшие
— Для интереса, — сказала она без мгновения задержки и сама же улыбнулась, услышав этот, единственно верный ответ.
— Интерес?!
— Многие годы я вела пыльную жизнь опилками набитой совы. Я не была монахиней, но так никогда и не вышла замуж. На моих плечах лежал уход за больной матерью и полуслепым отцом, а все остальное мое время было заполнено больничными палатами, умирающими людьми, криками по ночам и далеко не самыми приятными запахами. Так что я и сама нечто вроде привидения, вы согласны? А теперь, сегодня, в возрасте шестидесяти шести лет, я нашла наконец пациента. Небывалого, ни на кого, ни на что не похожего! Господи, да о такой задаче можно только мечтать! Я проведу вас сквозь строй поездных пассажиров, сквозь парижские толпы, затем поездка к морю, мы сойдем с поезда, сядем на паром! Все это будет предельно…
— Интересно! — закончил пассажир; его сотрясали приступы неудержимого хохота. — Да уж, мы публика интересная. Вот уж с чем не поспоришь, с тем не поспоришь.
Затем закрыл глаза и прошептал:
— Париж? Ну да, конечно.
Поезд стонал. Ночь постепенно близилась к концу.
И они прибыли в Париж.
И как только они прибыли, мимо чуть приоткрытой двери их купе пробежал маленький, не старше шести лет, мальчик. Только он не совсем пробежал, а остановился и окаменел. Он стоял и таращился на жуткого пассажира, а жуткий пассажир отвечал ему взглядом, похожим на антарктические льды. Мальчик заорал и убежал, а старая сестра милосердия распахнула дверь до конца и выглянула наружу.
В дальнем конце коридора мальчик стоял перед своим отцом и что-то возбужденно тараторил.
— Что тут происходит? — возопил отец, устремляясь вдоль коридора. — Кто напугал моего?..
Стоя теперь перед дверью купе в тормозившем Восточном экспрессе, он узрел мертвенно бледного пассажира, притормозил свой язык и вяло закончил:
— …моего сына.
Пассажир молча устремил на него взгляд спокойных, серых, как вечерний туман, глаз.
— Я… — Француз судорожно вдохнул и отпрянул. — Простите. Я прошу вас принять мои искреннейшие извинения.
Добежав до своего купе, он сходу напустился на сына:
— С тобой всегда какие-нибудь неприятности! И не торчи здесь, не путайся у людей под ногами.
Их дверь захлопнулась.
— Париж! — прошелестело по поезду.
— Молчите и поспешайте, — сказала Минерва Холлидей своему престарелому другу, выводя его на платформу, бурлившую сорванными нервами и перепутанными чемоданами.
— Я сейчас растаю! — простонал этот друг.
— Только не там, куда я вас веду!
Она показала ему корзинку для пикников и затолкала его в чудесным образом явившееся свободное такси. Они доехали до кладбища Пер-Лашез и вышли под грозовое небо. Тяжелые ворота закрывались и почти уже захлопнулись. Мисс Холлидей отчаянно замахала пригоршней франков. Ворота замерли.
Слегка ошарашенные, но умиротворенные, они брели наугад среди тысяч и тысяч надгробных памятников. Здесь было так много хладного мрамора, так много ушедших душ, что старая медсестра ощутила легкое головокружение, странную боль в левом запястье и дуновение холода на левой щеке. Она потрясла головой, наотрез отказываясь поддаваться каким бы то ни было недугам. И они пошли дальше.
— Так где мы устроим пикник? — спросил он.
— Где угодно, — сказала она. — Только поосторожнее, ведь это французское кладбище! Плотно набитое неверием. Легионы самовлюбленных типов, которые сегодня сжигали людей за их убеждения — только для того, чтобы завтра быть сожженными за свои! Смотрите! Выбирайте!
Они пошли дальше.
— Вот этот, первый камень, — указал пассажир. — Под ним: ничего. Полная смерть, ни дуновения вечности. Второй камень: женщина, втайне веровавшая, потому что она любила своего мужа и надеялась встретиться с ним в мире ином. Здесь негромкое бормотание духа, проблески надежды, одним словом — получше. А теперь этот, третий камень: писатель, снабжавший французские журналы жуткими историями. И он любил свои ночи, туманы, замшелые замки. У этого камня правильная температура, как у правильно поданного к столу вина. На нем мы и посидим, дорогая леди, пока вы открываете и наливаете себе шампанское, посидим, пока не придет время возвращаться на поезд.
— А вы? — спросила она. — Вы можете выпить?
— Не знаю, но можно попробовать, — откликнулся он. — Можно попробовать.
Уже в первые минуты после отъезда из Парижа подопечный мисс Холлидей едва не «умер». Группа интеллектуалов, разъезжавшихся по домам после семинара по сартровской «Тошноте», металась по поезду, без умолку молола языками о Симоне де Бовуар и оставляла за собою звенящую пустоту.
Бледный пассажир побледнел еще больше.
А на второй после Парижа остановке его ждало новое, худшее испытание. В поезд ворвались немцы, громогласно декларировавшие свое неверие буквально во все, от привидений до политики; более того, у некоторых из них имелась при себе книжка «Да был ли когда-нибудь Бог прибежищем?»
Восточный призрак окончательно обвис на своих рентгеновских костях.
— Господи, — ужаснулась мисс Минерва Холлидей; она стрелою вылетела из купе, а уже через какие-то секунды вернулась и вывалила на столик целый ворох своих книг.
— «Гамлет», призрак отца, помните? — Ее голос звенел энтузиазмом циркового зазывалы, нахваливающего свой аттракцион. — «Рождественская песня»10! Целых четыре духа! «Грозовой перевал»11. Ведь Кэти возвращается, верно? Еще… «Поворот винта»12 и… «Ребекка»13! А затем моя любимая! «Лапка обезьяны»14. С чего начнем?
Но Восточный призрак не сказал ни Марлевого слова15. Его глаза были сомкнуты, губы зашиты кристаллами измороси.
— Подождите! — крикнула мисс Холлидей. И открыла первую книгу на том месте, где Гамлет стоит на крепостной стене и слышит стенания своего отца, и она прочитала:
— «Следи за мной… Настал тот час, когда я должен пламени геенны предать себя на муку…»16
А затем она прочитала:
— «Я дух родного твоего отца, на некий срок скитаться осужденный ночной порой, а днем гореть в огне…»
И дальше:
— «…слушай! Если только ты впрямь любил когда-нибудь отца… Отомсти за подлое его убийство…»
И дальше:
— «…убийство из убийств, как ни бесчеловечны все убийства…»
А тем временем поезд влетел в ночь, и, уже в полутьме, она прочитала последние слова, сказанные Гамлету духом его отца:
— «Теперь прощай. Пора…»
— «Прощай, прощай и помни обо мне». И повторила:
— «…и помни обо мне!»
Восточный призрак пошевелился. Мисс Холлидей схватила со столика другую книгу:
