Станислав Лем - Футурологический конгресс. Осмотр на месте. Мир на земле
— В друга собираешься стрелять? — сказал я, слегка покачиваясь над свалкой фарфора. — Ну, не жалей, давай, стреляй, братец родимый. Стреляй! Пусть тебе лучше будет.
— Докладываю: поймал японца в камуфляже! — рявкнул он быстро и одновременно выстрелил в меня изо всех пяти пальцев. Посыпалось со стен, я же, по-прежнему мягко покачиваясь над ним, осторожно опустил центр речи так, чтобы он не мог его достать, и, сгустив наполовину нижнюю часть облака, которым был в это время, нажал на самый крупный из обломков компьютера, так что тот рухнул на него, увлекая целую лавину щебня.
— Атака! — крикнул он. — Вызываю огонь на себя! Во имя отчизны!
— Собой жертвуешь? — успел я бросить, прежде чем полностью превратиться в облако. И в самое время. Что-то задудело, огромная глыба обломков затряслась, и из нее бухнуло пламя. Моего собеседника-самоубийцу охватило синеватое сияние, он раскалился и почернел, но на последнем издыхании успел еще выдавить: «Во славу отчизны», — и начал понемногу распадаться. Сначала отвалились руки, потом от жары лопнула грудь, обнажив какие-то примитивно связанные лыком медные провода, а под конец треснула, видимо, наиболее устойчивая голова. Она раскололась сразу и оказалась совершенно пустой вроде скорлупы огромного ореха. Но он уже стоял раскаленным столбом и, словно бревно, превращался в огне сначала в головешку, потом в пепел и в конце концов развалился совсем.
Хотя я был туманом, однако чувствовал жар, пышущий из середины руин, словно из кратера вулкана. Я подождал немного, развеявшись по стенам, но ни один новый кандидат в собеседники не выглянул из пламени, взвивающегося вверх, так что еще не тронутые до сих пор люминесцентные лампы на потолке начали лопаться одна за другой, и осколки трубок, стекла, провода сыпались на развалины, а одновременно становилось все темней, и этот некогда опрятный, математически круглый зал напоминал теперь сцену из шабаша ведьм, освещенную синим пламенем, которое все рвалось вверх. Жара пробирала даже меня. Видя, что больше тут выискивать нечего, я, собравшись, вплыл в коридор. Наверно, у японцев были какие-то другие, запасные предприятия военной промышленности, впрочем, столь же вероятно, что резервным, а значит, менее существенным, мог быть этот уничтоженный, поэтому, прежде чем приступить к следующему этапу разведки, я счел нужным выбраться наружу и уведомить о происшедшем базу. Коридором добрался до бронированной двери и сквозь замочную скважину просочился на другую сторону. По дороге меня ничто не задержало. Потом я миновал решетку, не без сочувствия поглядывая на предостерегающие надписи, которые не стоили и ломаного гроша, и наконец вдалеке забрезжил выход из пещеры. Только тут я принял форму, близкую к человеческой, уже немного соскучившись по ней — новый, незнакомый мне раньше род ностальгии, — и отыскал валун, подходящий для отдыха. Хотелось есть, но, будучи дистантником, я не мог ничего взять в рот. Однако опасно было оставлять без присмотра столь многостороннего разведчика, чтобы хоть что-нибудь по-быстрому перекусить. Поэтому я отложил обед, решив сначала уведомить своих начальников, а перерыв устроить немного позже, предварительно поместив дисперсанта в каком-нибудь надежном месте.
Я долго вызывал Вивича, но ответом была лишь мертвая тишина. Я проверил счетчиком Гейгера, не заслоняет ли меня и здесь ионизированный газ. Не исключалось, что короткие волны не могли пробиться из узкой расщелины, поэтому без особого желания я превратился в облако, свечой взмыл вверх в черный небосвод и, паря, словно птица, опять принялся вызывать Землю. Разумеется, никакой птицей я не был, ведь без воздуха невозможно удержаться на крыльях, но так у меня как-то вырвалось, наверно, просто звучит красиво.
IX. Визиты
С неудачных закупок я вернулся, словно во сне. Сам не знаю, как оказался в своей комнате, так силился понять, что же произошло перед магазином. Не имея ни малейшего желания оказаться за столом с Грамером и ему подобными, я съел все печенье, спрятанное в ящике письменного стола, и запил его колой. Уже смеркалось, когда в дверь постучали. Решив, что это Гоус, я открыл. Там стоял незнакомый мужчина в темном костюме, с плоской черной папкой в руке. Не знаю почему, он показался мне представителем похоронного бюро.
— Разрешите? — спросил он. Я молча посторонился. Не оглядевшись, он уселся на стул, где висела моя пижама, положил папку на колени и вынул из нее довольно толстую пачку бумаг, а из кармана — старомодные очки и, нацепив их на нос, долго и молча смотрел на меня. Волосы у него были почти седые, но брови черные, худое лицо, опущенные уголки бескровных губ. Я стоял возле стола не двигаясь, а он положил на столешницу визитную карточку. Кинув на нее взгляд, я прочел: «Профессор, доктор Аллан Шапиро». Адрес и номер телефона были напечатаны так мелко, что разобрать их я не мог, но брать карточку в руки не хотелось. Меня охватило безразличие усталости, немного напоминающее сонливость.
— Я невролог, — сказал он. — Достаточно известный.
— Кажется, я вас читал… — пробормотал я неуверенно. — Каллотомия, латерализация функций мозга… Верно?
— Да. Кроме того, я советник Лунного Агентства, и только благодаря мне вы могли вести себя так, как вам хотелось. Я считал, что в теперешнем состоянии вас следует охранять, но не более. Попытка сбежать была ребячеством. Прошу понять. Вы стали носителем сокровищ, которым нет цены. Geheimnisträger,[143] как говорят немцы. За всеми вашими поступками постоянно наблюдали, и не только Агентство. Пока нам удалось предотвратить восемь попыток похищения, мистер Тихий. Уже на пути в Австралию вы находились под наблюдением специальных спутников, и не только наших. Всем своим авторитетом я противился требованиям политиков, которым подчинено Агентство, арестовать вас, признать недееспособным и так далее. Некие советы, полученные вашим другом, ценности не представляют. Когда ставка так высока, закон перестает действовать. Пока вы живы, все заинтересованные стороны находятся в положении пата. Такое не может продолжаться до бесконечности. Если они вас не заполучат, то убьют.
— Кто? — спокойно спросил я. Видя, что визит затягивается, я уселся в кресло, сбросив на пол несколько газет и книг.
— Не имеет значения. Вы проявили — так считаю не только я — добрую волю. Ваш официальный рапорт сравнили с тем, что вы писали здесь и закопали вместе с банкой. Кроме того, в качестве tertium comparationis[144] Агентство располагает всеми записями с базы.
— И что? — спросил я без особого интереса, только потому, что он сделал паузу.
