Аркадий Стругацкий - Собрание сочинений: В 11 т. Т. 1: 1955–1959 гг.
— Что это? — спросил Дауге.
— Не знаю,— отозвался Юрковский вполголоса. Он сел.— Может быть, это двигатель?
— Нет, это оттуда.— Дауге махнул рукой в сторону перископов.— Ну–ка…— Он опять прислушался, и снова послышалось нарастающее гудение.
— Надо поглядеть,— сказал Дауге.
Гигантский шмель смолк, но через секунду загудел снова. Дауге поднялся на колени и уткнулся лицом в нарамник перископа.
— Смотри! — закричал он. Юрковский тоже подполз к перископу.
— Смотри, как здорово! — крикнул Дауге.
Из желто–розовой бездны поднимались огромные радужные шары. Они были похожи на мыльные пузыри и переливались зеленым, синим, красным. Это было очень красиво и совершенно непонятно. Шары поднимались из пропасти с низким нарастающим гулом, быстро проносились и исчезали из поля зрения. Они все были разных размеров, и Дауге судорожно вцепился в рубчатый барабан дальномера. Один шар, особенно громадный и колыхающийся, прошел совсем близко. На несколько мгновений обсерваторный отсек заполнился нестерпимо низким, зудящим гулом, и планетолет слегка качнуло.
— Эй, в обсерватории! — раздался в репродукторе голос Быкова.— Что это за бортом?
— Ф–феномены,— сказал Юрковский, пригнув голову и микрофону.
— Что? — спросил Быков.
— П–пузыри какие–то,— пояснил Юрковский.
— Это я и сам вижу,— проворчал Быков и замолчал.
— Это уже не металлический водород,— сказал Юрковский, почти не заикаясь.
Пузыри исчезли.
— Вот,— сказал Дауге.— Диаметры: пятьсот, девятьсот и три тысячи триста метров. Если, конечно, здесь не искажается перспектива. Больше я не успел. Что это может быть?
В розовой пустоте пронеслись еще два пузыря. Вырос и сейчас же смолк густой басовый звук.
— М–машина п–планеты р–работает,— сказал Юрковский.— И мы никогда не узнаем, что там происходит…
— Пузыри в газе,— сказал Дауге.— А впрочем, какой это газ — плотность как у бензина…
Он обернулся. На пороге открытой двери сидел Моллар, прислонившись виском к косяку. Кожа на его лице вся сползла к подбородку от тяжести. У него был белый лоб и темно–вишневая шея.
— Это есть я,— сказал Моллар.
Он перевалился на живот и пополз к своему месту у казенника. Планетологи молча смотрели на него, затем Дауге встал, взял две подушки — у себя и у Юрковского — и помог Моллару устроиться поудобнее. Все молчали.
— Очень тоскливо,— сказал наконец Моллар.— Не могу один. Хочется говорить.— Он делал самые невообразимые ударения.
— Мы очень рады вам, Шарль,— сказал Дауге совершенно искренне.— Нам тоже тоскливо, и мы все время говорим.
Моллар попытался сесть, но раздумал и остался лежать, тяжело дыша и глядя в потолок.
— А к–как жизнь, Шарль? — спросил Юрковский с интересом.
— Жизьнь хорошё–о,— сказал Моллар, бледно улыбаясь.— Только мало.
Дауге лег и тоже уставился в потолок. «Мало,— подумал он,— гораздо меньше, чем хочется». Он выругался вполголоса по–латышски.
— Что? — спросил Моллар.
— Он ругается,— объяснил Юрковский.
Моллар вдруг сказал высоким голосом: «Друзья мои!» — и планетологи разом повернулись к нему.
— Друзья мои! — сказал Моллар.— Что мне дьелатть? Ви есть опытные межпланьетники! Ви есть большие льюди и геройи. Да, геройи! Mon dieu! Ви смотрели в глаза смерти больше, чем я смотрелль в глаза девушки.— Он горестно помотал головой.— И я совсем не есть опытний. Мне страшно, и я хочу много говорить сейчас, но сейчас уже близок конец, и я не знаю как. Да, да, как надо сейчас говорить?
Он смотрел на Дауге и Юрковского блестящими глазами. Дауге неловко пробормотал: «О черт» — и оглянулся на Юрковского. Юрковский лежал, заложив руки за голову, и искоса глядел на Моллара.
— О черт,— сказал Дауге.— Я уже и забыл.
— М–могу рассказать, к–как мне однажды х–хотели ам–ампу–тировать н–ногу,— предложил Юрковский.
— Верно! — радостно сказал Дауге.— А потом вы, Шарль, тоже расскажете что–нибудь веселенькое…
— Ах, вы все шутите,— сказал Моллар.
— А еще можно спеть,— сказал Дауге.— Я про это читал. Вы нам споете, Шарль?
— Ах,— сказал Моллар.— Я совсем прокис.
— Отнюдь,— сказал Дауге.— Вы замечательно держитесь, Шарль. А это же самое главное. Правда, Шарль замечательно держится, а, Володя?
— К–конечно,— сказал Юрковский.— 3–замечательно.
— А капитан не спит,— бодро продолжал Дауге.— Вы заметили, Шарль? Он что–то задумал, наш капитан.
— Да,— сказал Моллар.— Да! Наш капитан — это есть большая надежда.
— Еще бы,— сказал Дауге.— Вы даже не знаете, какая это большая надежда.
– М–метр девяносто пять,— сказал Юрковский. Моллар засмеялся.
– Вы все шутите,— сказал он.
— А мы пока будем болтать и наблюдать,— сказал Дауге.— Хотите посмотреть в перископ, Шарль? Это красиво. Этого никто никогда не видел.— Он поднялся и приник к перископу.
Юрковский увидел, как у него вдруг выгнулась спина. Дауге обеими руками взялся за нарамник.
— Бог мой! — сказал он.— Планетолет!
В розовой пустоте висел планетолет. Он был виден совершенно отчетливо и во всех подробностях и находился, по–видимому, километрах в трех от «Тахмасиба». Это был фотонный грузовик первого класса с параболическим отражателем, похожим на растопыренную юбку, с круглой жилой гондолой и дисковидным грузовым отсеком, с тремя сигарами аварийных ракет на далеко вынесенных кронштейнах. Он висел вертикально и совершенно неподвижно. И он был серый, как на экране черно–белого кино.
— Кто же это? — пробормотал Дауге.— Неужели Петрушевский? П–погляди на отражатель,— сказал Юрковский. Отражатель серого планетолета был обломан с края.
— Тоже не повезло ребятам,— сказал Дауге.
— О! — сказал Моллар.— А вон еще один.
Второй планетолет — точно такой же — висел дальше и глубже первого.
— И у этого обломан отражатель,— сказал Дауге.
— Я з–знаю,— сказал неожиданно Юрковский.— Это наш «Тахмасиб». М–мираж.
Это был двойной мираж. Несколько радужных пузырей стремительно поднялись из глубины, и призраки «Тахмасиба» исказились, задрожали и растаяли. А правее и выше появились еще три призрака.
— Какие красивые пузыри! — сказал Моллар.— Они поют.
Он снова лег на спину. У него пошла носом кровь, и он сморкался и морщился и все поглядывал на планетологов, не видят ли они. Они, конечно, не видели.
— Вот,— сказал Дауге.— Ты говоришь, что здесь скучно.
— Я н–не говорю,— сказал Юрковскии.
— Нет, говоришь,— сказал Дауге.— Ты брюзжишь, что скучно. Оба старались не глядеть на Моллара. Кровь остановить было нельзя. Она свернется сама. Радиооптика нужно было бы отнести в амортизатор, но… Ничего, она свернется. Моллар тихо сморкался.
