Алла Конова - Свет глубоких недр
— Помни: не больше пятнадцати минут.
Он улыбался из-за стекол скафандра.
— Есть! Не больше пятнадцати минут!
Как рыба, головой вперед, вырвался в зеленую воду. Двигался легко, уверенно, словно полноправный житель этой стихии.
Вернулся ровно через пятнадцать минут. Докладывал весело, даже торжествующе:
— Скважина простирается на двести пятьдесят метров… И за ней…
Слова подкреплял показаниями приборов.
— Там такая же тишь, как здесь… Ничего опасного. Мы обязаны проникнуть туда…
Петра Петровича самого подгоняло нетерпение. Но прежде чем ответить, он долго ходил по своей крошечной каюте, бросал косые взгляды в дебри подземного леса. Если бы он был одни!
А что может быть?
Никаких бурь, никаких перепадов плотностей, давлений, температур, тока — приборы не отмечают.
Решил. Но остановился в дверях отсека.
Из-за спины Саши белеют контуры карты на столе… Леля, Вадим и Эдуард следят, как Саша что-то пририсовывает. Скважину, конечно!
Ксения Михайловна сидит в стороне и безучастно смотрит в окно. Волнуется… Она одна предполагает опасность… Она мучается его, Петра Петровича, сомнениями.
Саша говорит:
— Раз нет никаких флуктуации, значит, равновесие… Такое же равновесие, как здесь…
— Идите отдыхать, — глухо произносит Петр Петрович, — завтра утром двинемся…
И опять как будто наступила ночь перед боем. Нет покоя Лельке… Неужели эти породы простираются и дальше? И свечение… Может быть, там то, что управляет? Центр… И свое собственное гложет Лельку, как будто что-то потеряно.
Ксении Михайловны нет в каюте. Где она? Тоже ждет боя? Все сегодня неспокойные. Лелька прошла в другой отсек. С одной стороны — темные корешки книг, с другой — застывшая пучина вод. «Ксения Михайловна права. Саша сегодня поступил, как Старик…» И все-таки… Что особенного в Старике? Трагизм прожитой жизни? Нет! Он, как глыба, как монолит, прямой, резкий, идущий напролом.
— Леля!
Саша стоял рядом.
— Тебе хорошо, Леля?
Она молчала. Чувствовала: он немного смущен, он взволнован. Вспомнился снегопад на московских улицах.
— Ты расстроена… Но разве не об этом мы мечтали?
Ее беглый взгляд скользнул по оживленному лицу Саши, по строгому костюму: неудержимая улыбка и блестящие зубы, красивая небрежность позы. Успокоился… Уверен… Даже доволен… Считает, что разведкой в скважине искупил все… Если бы в нем была хоть капля… того… воронинского!
— Что с тобой, Леля? Ты изменилась…
Она хотела нагрубить, но ответила очень спокойно:
— Все мы меняемся.
Он не был назойлив, он понял: ему лучше уйти. Сказал приветливо:
— Пойду отдохну перед боем. Спокойной ночи!
Боем! Это слово резануло ее. Как будто Саша лишен даже права на бой! Слушала, как глохнут его бесшумные шаги. Здесь странный шелестящий звук шагов. И ноги немного дольше, чем обычно задерживаются на пластмассе. Зеленый свет ползет из-за стеблей пальм, сквозь веера листьев. Блестящие искры огней отрываются от валунов.
Где-то, наверно в рубке радиста, невнятно слышатся звуки радио.
Вадик дежурит сейчас.
Голос мужской, неразборчиво однообразный… И вдруг… Знакомое сочетание звуков… Как будто имя знакомое… И услышала совсем ясно: Эдуард Шпак. Диктор повторил:
«Поздравляю Вас, дорогой Эдуард Шпак, с сыном. Ваша жена чувствует себя хорошо».
Жена?.. Значит, та накрашенная девушка все-таки жена… И сын…
Это хорошо, что мысли отвлеклись от своего….. Хорошо, что она сосредоточилась — на чужом… Она не обвиняла Эдуарда: очень уж вульгарной помнилась та девушка… Но сын…
«Маленький Володя чувствует себя хорошо…» — сказал диктор.
Володя… Это уже необратимо. А когда процесс еще обратимый? И невольно улыбнулась: «Вот какую строгую логику я выработала!»
Ксения Михайловна вошла с кем-то.
— Наглость так говорить об отце… и… коммунисте… Твою вечную позу можно было бы считать ерундой, если бы она не отравляла тебя самого…
Ксения Михайловна села у стола, на котором так и осталась разложенная карта. Леля увидела Эдуарда. Он стоял.
— Ты считаешь: легко только с теми, кто не думает? Напротив, с ними тяжело. Надо мной можно подтрунивать: старая дева. А мне жалко тебя… Избрать цинизм и бездумность своим жизненным девизом! Страшно! Вот и бьют тебя! Услышать такое в эфире! Поздравляют с сыном, которого ты признавать не хочешь!
— Простите…
Ксения Михайловна разбушевалась не на шутку.
— Что: простите? Что? Мне нечего прощать! А ты, как был подлецом, так и…
— Если бы вы позволили… Простите…
— Убирайся вон!
Ксения Михайловна тяжело дышала.
Полутьма. Ксения Михайловна полулежит в кресле. Зеленое сиянье морских глубин отсвечивает на крышке стола. В руках Ксении Михайловны свернутая в тугую трубку карта.
За прозрачными стенами искрятся листья пальмы. Изумрудная зелень распространяет покой.
Ксения Михайловна не отрывала глаз от чащи, но почувствовала Лелькино присутствие.
— Каждый день надо жить полной жизнью, Леля, — медленно сказала она. — Любить так любить, ненавидеть так ненавидеть
6
Скважину пролетели моментально, каждая лодка отдельно.
Петр Петрович приказал: соединиться Он как будто боялся отпускать людей от себя.
Земные недра оказались щедрыми. Не тьму, не давящий мрак подземелий дарили они людям. А свет нежнейших цветов и оттенков. Сейчас золотисто-розовый.
Не поднимались больше лапчатые образования. Только сферы, полусферы кругом, насколько хватает глаз. Вода не застыла, а серебрится, рябит от внутренних течений.
Это похоже на сон. Когда тело обретает невесомость. И плаваешь легко, как рыба. Так в детстве бывает. Так стало сейчас. Лелька мечтательно улыбается и без прежней неприязни смотрит на Сашу.
Саша у прозрачной стены установил чертежную доску. Его плечи, его спина, склоненная голова резко выделяются в полуфантастическом мареве вод.
Штрих за штрихом… И вое яснее картина неведомого. Где основная циркуляция вод. Конечно, не это море…
В стенах полиинов проложены русла сверхгорячих источников… Эти источники нагревают полиины-полупроводники… Иначе тока не будет и не будет свечения.
А какое все это имеет отношение к гидрогеологии? Наипрямейшее!
Саша бросает цепкий взгляд в густую пучину. Он там каждой клеточкой тела. Хотя руки механически вычерчивают то, что давно отчеканилось в сознании: форма и границы этой трещины, направления течений.
Лелька рядом с Эдиком за спектрофотометром.
