Евгений Прошкин - Рассказы
Папа стоял рядом со скульптурой и, чтобы не свалиться, держался за металлическую лопату, словно собирался ее отнять. Каменный работяга с плоским лицом был на две головы выше отца, однако раствор, из которого его изваяли, давно потрескался, и теперь гиганта мог обидеть любой.
Батя кивком приказал вернуться в зал, и Олег подчинился.
— Давай, — сказал Валера. — Я передал, что ты готов.
— Наверное, это почетно — быть последним, — задумчиво проговорил Карпов.
— Это опять ты? А где Пионер?
Карпов попытался что-нибудь съязвить, но чувство юмора осталось висеть в колодце.
Вот, пожалуй, и все. Он вспомнил, как это начиналось, как игрушечно, неопасно выглядели его первые догадки, и ему вдруг стало смертельно обидно за то, что он так ничего и не сделал. Ведь это он первым почуял неладное и забил тревогу. Впрочем, не стоит себя обманывать. Его окопы так и остались невырытыми, а блиндажи — непостроенными. Чему он посвятил эти два года? Лишь тому, чтобы уцелеть.
Да, Карпов уцелел. И теперь жалел об этом. А может — перехватило дыхание, — он и был одним из тех, кто нес в себе инфекцию?
Карпов попробовал плиту ногой. Твердая.
Через мгновение транспорт перенесет Пионера в новый, неосвоенный мир. А когда очередная цивилизация будет приобщена к Системе, он снова отправится в путь. Пионера не интересуют ни средства, ни сама цель. Процесс — вот его призвание. Он будет исследовать бесконечность до тех пор, пока не доберется до самого конца. Конца Света.
Олегу захотелось обняться — все равно с кем, лишь бы услышать простое «до свидания». Но на всей Земле даже и на такую малость уже никто не был способен.
И тогда он сказал самому себе:
— Прощай.
Это я
— Это я.
— Ты?..
— Глупый вопрос.
— Да… наверно. — Человек в голубой майке провел пяткой по полу, словно убеждаясь в его существовании, и выпрямился на табурете. Глаза он не закрыл, это ему не требовалось. — Значит, опять ты…
— Я мешаю? — Голос не обиделся, только спросил. Он либо требовал ответов, либо отвечал сам, но своего отношения при этом не выказывал.
— Иногда, — признался человек. — Иногда ты мне не просто мешаешь, а… э-э… как бы…
— Трудно выразить мысль? Я заметил, это с тобой не впервые.
— М-м-м… — Человек в майке не хотел спорить. Он снова шаркнул по полу, бегло ощупывая пальцами теплый линолеум. — Ты мне жизнь сломал, — сказал он неожиданно для себя и, как он надеялся, для голоса.
— Серьезно?!
— Странные поступки… Выставил меня на посмешище. Ты всегда заставлял меня совершать странные поступки. Люди этого боятся.
— Тебя давно уже никто не боится.
— Ну да. Тоже твоими стараниями…
— Я говорю только правду, — заметил голос невпопад, но человек его понял.
— Почему это?
— А зачем мне врать? — Голос как будто пожал плечами, хотя на это он, конечно, был не способен.
— А зачем люди врут? Ведь тот клад во дворе…
— Выкопали на прошлой неделе. Надо было проявить настойчивость. Еще бы десять сантиметров, и…
— И меня прямо там закололи бы! — Человек не часто осмеливался перебивать голос, но сейчас не сдержался. — Их было двое… Что я мог сделать? Закололи бы на месте!
— А так не закололи. И клад достался другому.
— Кому?
— Менее достойному.
Человеку было любопытно, но он знал: если голос не говорит сразу, упрашивать его бесполезно.
— Это ведь не единственный случай, ты меня и после подводил!
— Ну, давай, давай, — откликнулся голос. — Вали в кучу, сразу со всем разберемся. Еще претензии имеются?
— О-о! Претензий у меня к тебе хоть отбавляй. Жизнь поломал, говорю же. Летать…
— А, ясно. Сам виноват. Тебе оставалось сделать последний шаг.
— С крыши…
— Ты испугался. Не поверил.
— Мне опять не дали.
— Опять двое?
— Больше. Двое были внизу, у машины, а кроме них еще четверо. Спасатели. Собирались меня от чего-то спасать…
— Только один шаг! Они не смогли бы тебя остановить.
— А я… я правда полетел бы?
— Вот, ты и сейчас не веришь.
— Я же мог разбиться…
— Любой мог бы. Но не ты. Не в тот раз. Тогда был особый день, специальный день для полетов. Ты не воспользовался. А упрекаешь почему-то меня.
— Но это так трудно! Сразу взять и… и что-то такое…
— Опять не находишь нужных слов? Надо развиваться.
— Да уж! Советы твои… Хватит! Вон куда меня загнали.
— Тебе вредит нерешительность. Ты не умеешь доводить дело до конца. А это очень важно. Вспомни хотя бы…
— Помню, помню! — Человек поерзал на табурете, точно собирался сдвинуть его в сторону. На самом деле не собирался. Табурет был привинчен к полу. — Помню, — сказал он мстительно. — Раздеться на улице…
— Да. А что такого?
— Это же неприлично.
— Брось!
— На меня так смотрели…
— Не все ли равно, как на тебя смотрели?
— Я не успел.
— Тебе оставалось снять только майку. Это заняло бы одну секунду.
— Я не видел смысла…
— Зачем тебе смысл? Это просто игра.
— Игра во что?
— В свободу.
— В свободу?! — воскликнул человек. — Издеваешься, да?.. Вот она, моя свобода. На всю жизнь!
— Ты сам все испортил. Как с кладом, как с полетом. В каждом деле необходима точка. Если точки нет, ничего не получается.
— И уже никогда не получится.
— У тебя есть еще один шанс.
— Последний?..
— Других и не бывает. Любой шанс — последний.
— Доиграть в свободу?..
— Доиграть до конца. И в конце получить.
— Свободу? — повторил человек.
— Игра делает тебя свободным. Не надо только останавливаться.
— Ну?.. Я слушаю.
— Через десять минут тебя выпустят.
— На помывку?
— Тебя выпустят совсем.
— Что-то я…
— Сомневаешься?
— Нет… Нет, я не сомневаюсь, — твердо сказал он.
— Хорошо. Тебя встретит человек в сером пиджаке. Он отвезет тебя к детской площадке и отдаст сверток.
— К площадке, где был клад?
— К той самой.
— А сверток большой?
— Два килограмма. У площадки ты увидишь черный «Сааб». Ты подойдешь к левому переднему колесу, нагнешься и приложишь сверток под днище.
— Приложу?.. Как это?
— Не твоя забота. Он приклеится сам. После этого медленно уходи.
— Куда?
— Не важно. Просто уходи. Бежать нельзя. Разговаривать ни с кем нельзя. Оглядываться нельзя.
— И… это и будет конец нашей игры? Я стану свободным?
— Раз и навсегда, — заверил голос, — но лишь при условии, что ты снова не бросишь все на полпути. Не испугаешься, не передумаешь.
