Владимир Михановский - Случайные помехи
В какой-то момент Торопец покачнулся и завис над пропастью. Один магнитный присосок отстал от поверхности – то ли под воздействием огромной силы тяжести, то ли от слишком резкого движения капитана. Он увидел все тело корабля, показавшееся отсюда бесконечно длинным, и в конце его – широкую чашу, из которой истекала ослепительная река аннигиляционного пламени. Слети он отсюда – трос может не выдержать, лопнуть, тогда он угодит в огненную реку – и поминай как звали.
Неимоверным усилием воли Сергей прижал присосок к металлу, холод которого ощущался даже сквозь скафандр. Затем по-пластунски двинулся вперед и убедился, что продвигаться стало легче: значит, экватор сферы перейден.
Снять рельеф лобовой части оказалось несложно, но работа вышла кропотливой, на ходу приходилось соображать, учитывать мгновенно меняющуюся ситуацию. Закончив дело, капитан с чувством, близким к ужасу, стал думать об обратном пути. «Честное слово, легче покорить десяток Эверестов», – пробормотал он под нос.
До линии, которую капитан назвал про себя экватором, он кое-как добрался. А дальше… Трезво прикинув собственные возможности, он понял, что переоценил свои силы. Или не подумал об обратном пути. Баста, он выложился полностью и пуст, как выжатый лимон. Обратно ему не вернуться – сердце лопнет от перенапряжения. Глянул вниз. Там, словно в пропасти, темнел черный провал спасительного люка переходной камеры, который он покинул четыре часа назад. Рядом с автофиксатором маячила платформа маника. Последний что-то крикнул – но в космосе любой звук умирает, не родившись. Белковый начал делать щупальцами какие-то знаки. Каким-то шестым чувством капитан догадался – рация! Как он мог забыть о ней?! Ударившись шлемом об обшивку – руки были заняты, распростертые вдоль стенки, – он включил аппарат, и мембрана ожила.
– Капитан, слышишь меня? Слышишь меня? – настойчиво повторял Орландо, видимо, давно.
Капитан перевел дыхание и произнес:
– Я сверну в трубку пластик с микросхемой повреждений, которую снял, и брошу. Постарайся его поймать. А я…
Маник перебил его:
– Приготовься к прыжку, капитан.
– К прыжку?! Ты соображаешь, что говоришь? При такой тяжести от меня мокрое место останется.
– Мы с белковыми приготовили сетку из упругого материала, она амортизирует удар. Сейчас мы растянем ее с четырех сторон подле люка. Твоя задача – не промахнуться.
– Что ж, давай. Это последний шанс, – решил капитан.
Через минуту сеть внизу была растянута. Сергей долго, очень долго примерялся, рассчитывая прыжок. Малейшая ошибка могла оказаться роковой.
Наконец он прыгнул, как висел, головой вниз, словно пловец с трамплина. Неправдоподобно быстро перед глазами мелькнула выпуклая поверхность лобового отсека. Уже в полете он понял, что может проскочить рядом с сетью, и отчаянным рывком попытался выправить положение. Последнее, что капитан успел запомнить, – это железное щупальце маника, на лету подхватившее его, и острую, рвущую боль в предплечье.
Так или иначе, операция закончилась удачно. Пользуясь схемой, которую он снял, черепашки за несколько суток привели в удовлетворительное состояние израненную, истонченную лобовую обшивку корабля.
Вечером в кают-компании у Сергея с Орландо состоялся примечательный разговор.
– Вы, люди, можете определить, что такое жизнь? – спросил робот.
Вопрос поставил Торопца в тупик. Он знал десятки определений жизни, но какое именно привести? Философское, биологическое, квантово-механическое? Даже поэзия в течение веков пыталась внести свою лепту в раскрытие этого грандиозного, так до конца еще и не познанного понятия. Что же ответить манику? «Дар напрасный, дар случайный»? Нет, так не годится.
– Не можешь, – прервал маник затянувшуюся паузу. – Мне тоже не удалось найти точное определение жизни. Конечно, мне знакомы все ваши определения, – думаю, они знакомы и тебе. Но все они страдают односторонностью, неполнотой.
– Что делать, – пожал плечами капитан. – Наука только приближается к раскрытию этой величайшей загадки природы. И процесс познания бесконечен.
– Знаю, но я не о том. – Голос Орландо окреп. – Я понял сегодня одно. Когда ты, капитан, вместо меня пошел на вылазку, мне стало ясно, что жизнь – это самое дорогое, что может быть во Вселенной. Это – бесценный дар космоса, вершина миллионнолетней эволюции. И ты, капитан… Ты сегодня спас мне жизнь.
– Ладно, не будем об этом, – оборвал капитан, почувствовав, как к его горлу подкатил комок.
– Запомни, капитан. Я твой должник. За жизнь – жизнь. Запомню и я: на память мы, белковые, не жалуемся.
– Главное, что мы живы и продолжаем выполнять задание по Эксперименту, – подытожил Торопец.
Да, корабль выдержал серьезное испытание и продолжал нести Сергея в намеченный район Проксимы Центавра, где земные астрофизики обнаружили силовые поля, необходимые для решающей стадии Эксперимента…
6
Блеклый благовест прощальный,
Опадающие дали.
Мир осенний, мир опальный,
Утоли моя печали.
Осени прохладной сенью,
Листопадовою данью.
Научи меня прощенью,
Научи меня прощанью.
Каждый раз, идя на праздник Первого урока, Зоя Алексеевна волновалась. День 1 сентября нес для нее что-то торжественное, даже таинственное: это чувство сохранилось у нее с далеких детских лет, когда она девчонкой со смешным бантиком в косичках пришла в первый класс.
По традиции учитель в этот день рассказывает новому набору самое интересное и обязательно лично пережитое.
Ночь Зоя Алексеевна спала плохо, часто просыпалась, но так и не надумала, что рассказать ребятам. И только уже по дороге в школу решила – рассказать первоклашкам о далеком дне, когда Сергей впервые взял ее на испытательный полигон Пятачка. Кстати, ведь это было как раз в день 1 сентября! Вот и повод.
…Загорелые, в летних одеждах люди заполняли улицы. Солнце грело совсем по-летнему. Городок ученых и испытателей жил обычной напряженной жизнью, несмотря на зной, вызывавший у горожан истому.
Сергея окликали знакомые, друзья. Зойку знали меньше – она приехала сюда недавно. Впрочем, со своим общительным характером она и за короткое время успела приобрести немало знакомых.
– Тебя, похоже, полгорода знает, – заметила Зойка, щурясь от солнца, когда с Торопцом раскланялся очередной приятель.
– Почему полгорода? Весь город, – улыбнулся в ответ Сергей, помахав кому-то в знак приветствия рукой.
Тогда еще город не разросся, как нынче. Пятачок располагался далеко за городской чертой. Пешая дорога на полигон, которую они выбрали, вела мимо заброшенных штолен, из которых когда-то добывали минеральную соль. Пласты давно истощились, пустые шахты собирались переоборудовать под аттракцион «лабиринт», только у городских властей руки никак не доходили. По обе стороны дороги там и сям громоздились груды строительного материала, несколько автоматов не спеша, методично трудились над прокладкой узкоколейки.
