Ирина Ванка - Секториум
После начального цикла обучения мне позволили забирать Имо на Землю. Джона привозить было рискованно до тех пор, пока не обновятся архивы Лунной Базы. Шеф считал, что риск не оправдан, что у «белых» хорошая память, что вряд ли они позволят Джону спокойно гулять по Земле. Я не настаивала. Как ездила, так и продолжила ездить. Имо изучал рисование, логику, биотехнику и пилотирующие программы. Джон — пространственную геометрию, основы фазодинамики, физику и языки. Я изучала педагогику и применяла ее на практике:
— Почему Джону всегда достается больше всех? — спрашивала я у Имо.
— Потому что лезет… — отвечал тот.
— Почему Имо вечно ходит в татуировках? — спрашивала я Джона.
— Потому что не любит говорить, — объяснял Джон. — Ему проще написать: «Был в Шаруме», и избавить себя от вопроса.
— Кто это в Шаруме? — пугалась я. — Имо, кто тебе разрешил в Шарум? Что ты там делал?
— Был, — отвечал Имо, что, собственно, и было написано у него на плече.
Джон считался перспективным учеником, но ленивым. Имо — чрезвычайно ленивым, притом, что никаких особых способностей в нем не нашли. Шеф был счастлив уж тем, что его не выгнали из Лого-школы; а я смеялась, что просто не нашлось храбреца, который решился бы огорчить Имо известием об отчислении.
С каждым годом шеф все больше раздражался из-за его прогулов и каникул. Шеф мечтал подсунуть своего диспетчера на Кольцевую развязку, и обеспечить Секториуму доступ ко всем видам транспорта в обход Сигирии. Специализация Имо для этого годилась. Еще бы! Шеф сам ее выбирал. Только, чем дальше, тем меньше оптимизма ему внушал мой ребенок. Я тоже, по окончании семестра рисования, больше не слышала похвалы в его адрес. Наоборот, к выпускным тестам преподаватели договорились до того, что Имо примечателен уже тем, что абсолютно никакими способностями непримечателен. Кроме, разве что, здоровья и физического развития. За это меня хвалили безмерно, ставили в пример другим родителям, которые безответственно отнеслись к появлению на свет детей. Я не уточняла обстоятельств появления Имо, комплименты принимала, но с отсутствием у ребенка способностей не соглашалась. Я бы даже осмелилась утверждать, что у него есть талант, бесполезный с точки зрения блазианских педагогов, но бесспорный талант спортсмена, который прекрасно можно было применить на Земле.
Однажды Володя сдуру устроил Имо на картинг. Ребенок сходил на пару тренировок, и каникулы кончились. Пришло время возвращаться в школу, но тренер пригласил меня для беседы. «Диме надо заниматься автоспортом, — сказал он. — Преступно не развивать такой дар». Тем не менее, дарование отправилось «в Сигу», а на следующих каникулах мне позвонил тренер по теннису. Оказывается, Имо с Иваном, прогуливаясь мимо кортов, зашли попробовать.
— Он ведь не хочет заниматься теннисом, — ответила я. — Уговаривайте сами.
— Вы должны ему объяснить! — настаивал тренер. — Вы должны найти способ убедить его.
Не долго я ломала голову. В следующий раз, прогуливаясь мимо кортов, Имо заехал мячом в плафон на потолке зала, и выбил его вместе с решеткой. Зал закрылся, мне прислали счет.
Имо, как ни в чем не бывало, продолжил осваивать гоночные машины и уже готовился к соревнованиям, когда меня опять пригласили в секцию для беседы.
— Чтобы ноги его больше не было на автодроме, — заявил тренер. — Я готовлю спортсменов, а не самоубийц.
Тогда у нас состоялся первый разговор по существу, в котором меня очень поддержал Володя.
— Рванешь штангу весом килограмм пятьсот, — предупредил он Имо, — прощайся с Землей навсегда. Увижу тебя в боксерских перчатках — то же самое, собирай рюкзак! На борьбу — только попробуй…
Имо слушал, а я поддакивала. Володя выдавал раскладку всего, что флионеру в условиях Земли категорически делать не положено. В сухом остатке у нас оказались лишь шашки да шахматы, но Имо не любил напрягать мозги. На следующих каникулах я познакомилась с тренером по стрельбе из лука. Потом меня донимали метатели молота, но я рассказала вкратце, почему закрылся теннисный корт, и метатели молота успокоились. Я стала шарахаться от собственного дома, если видела на лавочке ожидающего человека. В каждом встречном прохожем мне мерещился тренер. Я заперла калитку на ключ, но очередной «ковбой» въехал в ворота на машине и предложил участвовать в пляжном шоу.
— Это к папаше… — догадалась и напустила на него Мишу.
Миша любил водить Имо с собой по пляжам и луна-паркам, позволял ему прыгать с тарзанки и выстреливать себя из рогатины. Он спорил на деньги, что ребенок заберется наверх по скользкому столбу, а сам стоял рядом и сообщал очарованным дамам, что это его сын. Имо вдохновенно старался. Ему было приятно, когда на него глазели. С возрастом ему стало приятно вдвойне. До заморозков он ходил по городу в майке, чтобы демонстрировать свою ненормальную флионерскую мускулатуру. И я точно знала, кто привил ему вкус к такому поведению. В дни совместных загулов Мишин кошелек стремительно пустел, потому что не было удовольствия, в котором они бы отказали друг другу. Обычно это безобразие прекращала я, потому что оно могло продолжаться до бесконечности.
Сам Миша с тарзанки не прыгал. Он считал, что это дурно влияет на мозг. Я сначала над ним смеялась, потом храбрилась, но, оценив высоту, решила, что молодость прошла, и нет жесткой необходимости подниматься в небо и лететь оттуда вверх тормашками. Имо, в отличие от меня никогда не думал. Думать ему было лень. Гораздо приятнее было карабкаться на вышку, но шоу-мен был послан Мишей с порога.
— Назови цену, — настаивал посетитель.
— Ты столько не зарабатываешь, — уперся «папаша», а потом назвал… Сумма оказалась достаточной для того, чтобы гость сел в машину и очистил мою усадьбу.
— Что это он? — удивился Миша. — Я ж не фуфло продаю, натуральную Макаку! Где он вторую такую найдет?
— Все! — заявила я в тот день. — Только попробуй увезти его гулять дальше забора!
— Все продумано, мать! — успокоил меня Миша. — Диспетчера из него все равно не выйдет. Отдадим в цирковое училище.
Причем здесь училище, я не понимала тогда и не поняла до сих пор, но догадалась, почему шеф возложил на Имо надежды, связанные с диспетчерской работой: хорошо отлаженный природой организм в сочетании с хладнокровием ценится там, где решают пространственны задачи, требующие хорошей реакции. Тонкие и умные машины легче понимают оператора с родственным биологическим свойством.
С Джоном ситуация сложилась иначе. Природа наделила его способностью видеть фазовый спектр, недоступный нормальному глазу, но за это лишила родителей, родины и прочих неотъемлемых составляющих нормальной жизни. Лого-школа взялась развивать способности Джона. То есть, фактически, готовила из него контактера с субгармоналами, вроде «лунного братства». В процессе обучения стало ясно, что способности подобного рода обладают вредным побочным эффектом. Ребенка невозможно было учить, потому что он слышал не то, что ему говорили, видел не то, что показывали, соответственно, думал не о том, о чем надо. Его восприятие и методы познания внешнего мира абсолютно не соответствовали человеческим, и, если бы не особый подход Лого-школы, он остался бы сумасшедшим неучем. Преподаватели нашли на Джона управу, додумались обучать его в состоянии гипнотического сна. Дело пошло. В результате Джон, который с детства страдал лунатизмом, нажил хроническую бессонницу. После напряженного семестра у него начинались нервные расстройства и полная социальная дезориентация, но в школе считали, что все идет хорошо.
