Александр Етоев - Человек из паутины
В дверь тихонечко постучали.
- Вера Игнатьевна, вы? - Медсестра Леля отложила в сторону свой лекарский инвентарь и повернулась от стола к двери.
- Я, Лёлинька. Чай вскипел, пойдем почаюем.
Седая хозяйкина голова заглянула в комнатку квартирантки.
- Ой, страсти какие! - кивнула она на оперенный черными орлиными перьями головной убор. - Я, когда Михалыч-то в первый раз эту свою трихомудию из чемодана достал да к голове-то своей примерил, ночь потом не спала, ворочалась, все рыба мне какая-то снилась, как она у меня в брюхе сидит да наружу через мой пуп выглядывает. Чур меня, чур, пойдем, не то чай простынет.
- А это. Вера Игнатьевна, вам и вашему супругу мазь и гостинцы. Медсестра Леля взяла склянку и коробки с орешками и отдала хозяйке. Та всплеснула руками, взяла, повернулась и понесла на кухню.
- Только от чужих людей добра и дождешься, - доносился уже оттуда ее ломкий, с хрипотцой голос, - а от своего-то чугрея и эскимо на палочке, как Брежнев умер, ни разу с тех пор не видела. Ты когда мне последний раз конфет подушечек покупал? Год уже прошел? Или два? И то - сахару тогда не было, на самогонку конфеты брал, вот твоей старухе и перепало.
- Ты, Вера Игнатьевна, говори да не заговаривайся, - волновался невидимый из Лелиной комнаты Василий Тимофеевич, хозяйкин супруг. - Кто тебе мороженое крем-брюле покупал в позатот четверг, забыла? А триста грамм халвы в воскресенье?
- Ты еще лавровый лист и укроп вспомни, когда мы осенью помидоры мариновали. Ишь чего выдумал - халвой меня попрекать...
В кухню на легких ножках вошла маленькая Медсестра Леля. На ней был шелковый расшитый халат и в волосах изумрудный гребень в виде быстрой летучей рыбки. Хозяйка Вера Игнатьевна разлила по чашкам пахучий индийский чай и поставила блюдце с сушками. Коробки с гостинцами из Сибири хозяйка к чаю не подала, не увидела в этом надобности.
На кухне, кроме хозяина и хозяйки, присутствовал также их близкий родственник, тридцатилетний молодой человек приятной, но весьма помятой наружности. Это был муж дочери родной сестры Веры Игнатьевны Парасковьи Игнатьевны, проживавшей в поселке Хвойная Новгородской области. Муж сестриной дочери находился в Питере по работе, повышал свою квалификацию сварщика, обучаясь на соответствующих курсах при заводе имени Котлякова, и чуть ли не каждый день приходил к старикам на обед, плавно переходящий в ужин, а иногда оставался и ночевать, прихватывая заодно и завтрак.
- Сушки не жалейте, берите, - суетился супруг хозяйки, стараясь не показаться негостеприимным и не ударить лицом в грязь перед заезжей сибирской гостьей. - Сушка свежая, сегодняшняя, это я в магазин при хлебозаводе езжу, там дешевле, потому что своя продукция. Сушка, - хозяин загадочно поднял вверх палец, - она любит, когда ее с чаем-то. Вот лимон, кладите лимон. Я их резаными беру, в стекляшке. Так-то они вкусные, хоть и резаные. Это, где бок помят или с плесенью, отрезают, а внутри оно цельное, не помятое. Игнатьевна! - позвал он отвернувшуюся к плите хозяйку. - Ну, а может, того-сь? По рюмочке? Из самой Сибири к нам человек приехал, с морозов...
- Да тебе что с морозов, что не с морозов, главное - повод чтоб. Да и какое тебе по рюмочке-то, рассмешил. Тебе ж как капля на зуб попала, так меньше чем поллитрой не обойдешься, а после будешь спать на горшке, людям настроение портить.
- Вот же ведь, етить твою, женщина! Ей слово, она - четыре. - Супруг печально развел руками: мол, и рад бы угостить человека, да разве эту бабу проймешь с её-то разъетитским характером.
Хрустнув хозяйской сушкой в разговор вступил муж сестриной дочери.
- А вот, - прихлебнув из чашки, начал он после короткой заминки, говорят, что есть в Сибири такой народ, что бабы в этом народе у мужиков ищут вшей ощупью, а после, когда найдут, едят их, ну вроде как эти сушки? Правда это или так, брешут? - Он внимательно уставился на Медсестру Лелю.
Та подула на обжигающий чай, и туманная змейка пара изогнулась немым вопросом, затем медленно растаяла над столом. Гостьины оленьи глаза наполнились звенящим весельем. Она сказала:
- В Сибири много чего особенного. Рыбу у нас и ту добывают мордами, а медведи вместе с коровами на лугах пасутся. А народ такой, про который вы спрашиваете, живет около Чукотского носа, их у нас носоедами называют, пыегооурта, по-ихнему, это потому, что они живых людей ловят, им носы разбивают и кровь сосут, пока теплая.
- Вот ведь етить твою! - восторженно выматерился хозяин. - Прямо так и сосут? Пока теплая?
Леля носом уткнулась в чай, дыша его терпковатой свежестью. Узкими смоляными бровками она сделала легкий взмах, затем брови опустились на место.
- Каких только иродов Господь на земле ни терпит, - наморщившись, сказала хозяйка. - Вон чеченцы чего с нашими людьми делают, глядеть телевизор страшно.
- Да уж, - согласился хозяин. - Спирт "Рояль" на Сенной площади весь скупили и продают его теперь по ой-ей-ей каким сумасшедшим ценам Моя б воля, я бы всех этих черножопых посадил в одно большое ведро и утопил бы их в глубоком колодце к ебеней матери!
- Ну-ну, старый! Ты при девке-то того, помолчал бы со своей матерщиной при девке-то.
- Так ведь я ж это не за так - я ж это за родину голосую.
- Это ты за Ельцина голосуешь, который черножопым волю-то с похмелья и дал, а своим-то, русским, вместо воли спирт этот сраный.
- Но-яо. бабка! Ельцина не тронь. Ельцин, он нам пенсию прибавляет, и вообще...
- Вот именно что вообще. - Размахнувшись вафельным полотенцем, будто бы отгоняя муху, Вера Игнатьевна накрыла им заварной чайник, укутала его фаянсовые бока. - Ты уж нас прости, деревенских, если что говорим не так, повернулась она к Медсестре Леле. - С моим чугреем много-то не поговоришь, это он при тебе такой бойкий, а так, без людей-то, всё молчит да дремлет у телевизора. Мне, бывает, так поговорить хочется, а с ним какой, кроме ругани, разговор. - Она вздохнула. -- Вот к сестре Пане этим летом поеду, наговорюсь. Она мне все по ночам чудится, зовет, значит. - Вера Игнатьевна улыбнулась и махнула рукой. - "Чудится" - это по-нашему, по-деревенски, так говорят, а по-вашему, по-медицински, это называется "ностальгия". Ты ведь, милая, вроде как медсестра будешь? Вроде как по врачебной части?
- Это у меня имя такое - Медсестра Леля. Мне его на родине дали.
- Интересное какое-то у вас имя, непривычное - Медсестра, - крутя на мизинце сушку, удивился муж сестриной дочери. - У нас в поселке тоже был один Автархан, так мы его Автокраном звали. Он чучмек был, то есть в смысле - узбек. Хороший мужик, но нервный. Он потом нашего одного убил, Ваську Полоротова,тракториста.
- А мне мое имя нравится. - сказала Медсестра Леля. - В Торгалыге, это у нас в Туве, я там родилась, у многих интересные имена. У нас же не как у вас, у нас имя не родителями дается, а выбирается из фонда имен особым человеком - хранителем. В каждом роду имена свои, и по имени много чего можно узнать - какой род. богатый он или бедный, откуда твой род пошел, чем в твоем роду занимаются. У меня, например, в роду все потомственные шаманы, а соседи наши из Сергек-Хема работают в рыболовецком совхозе - пыжьянов и кунжей промышляют специальными такими пущальницами. Наш хранитель, мой дядя, Кок-оол Аркадий Дамбаевич, он. когда на фронте с немцами воевал. Ой, тут своя история! Ведь из тувинцев в армию до войны никого не брали, это дядя под мобилизацию попал, когда в Кемерове по делам ездил, судили вроде в Кемерово кого-то, ну а дядю вызывали свидетелем. Вот его тогда и призвали. Так мой дядя мне имя дал в честь своей фронтовой подруги, с которой он воевал вместе, в их полку она медсестрой служила. Убили ее под Новгородом, и имя ее мне перешло. А двух моих двоюродных братьев звать - одного Радист Ян, а другого Майор Телиани, тоже в честь дядиных погибших товарищей.
