Владимир Романенко - Год белой кометы
— Вам надо переодеться и просушиться, иначе простудитесь, — сказал Максим Петрович, глядя на дрожащие губы Симы.
— Вы-то чем лучше? — ответила она, кивнув в его сторону, — Ладно, отвернитесь.
Кирилов послушно уткнулся лицом в дверь. Через две минуты она разрешила ему повернуться и он увидел, что Сима сидит на деревянных нарах, закутавшись в легкое шерстяное одеяло, а ее одежда висит на протянутой из угла в угол веревочке. Он тоже снял промокшую рубашку, повесил ее поближе к печке, набросил на себя штормовку, сел на чурбак. Надо было о чем-то говорить, но он не мог произнести ни слова, молча глядел на огонь, но ему казалось, что он разговаривает с Симой, и что она тоже говорит с ним на каком-то неведомом до сих пор языке, который становится понятным и доступным только один раз в жизни…
… «Ты ведь знала, что будет дождь, и что мы придем сюда»…
… «Знала. Я просила этот дождь, чтобы он пришел поскорее»…
… «Но ведь я не смогу сидеть рядом с тобой вот так неподвижно, смотреть в твои грустные глаза, на твои волосы, свившиеся в локоны под дождем, на подрагивающие, зовущие губы… Я обязательно подойду и обниму тебя, попытаюсь согреть…»
… «Как долго я ждала этого…»
… «Я хочу сесть рядом, но не могу подойти — боюсь ошибиться в тебе, обидеть тебя…»
… «Не ошибись в себе — такая ошибка может ранить меня очень больно…»
…Пронзительный свет вечернего солнца высветил резкий желтый квадрат на бревенчатой стене сторожки, и Максим Петрович невольно открыл глаза. Сима дремала, положив голову на его плечо и обняв его загорелой рукой. Дождь прекратился, и в маленьком просвете окна резкой синевой проглядывало такое чистое небо, что как будто вовсе и не было никакой грозы. Кирилов привстал, внимательно вгляделся в лицо Симы. Слегка припухшие от поцелуев губы скрывали какую-то еще незнакомую ему счастливую улыбку, и от этого Максим Петрович вдруг почувствовал, что у него еще никогда не было такого близкого и такого дорогого ему человека.
Летние ночи в том году были очень теплыми и безоблачными. Вечерние короткие грозы вымывали начисто горный воздух, и он стоял неподвижно, как будто отдыхая от ударов ветвистых молний и потоков воды. Кирилов никогда еще не работал так легко и с таким удовольствием, как тогда, после прогулки к озеру Суук-Джюрек.
Сет (Сет — период наблюдений на телескопе.) из пяти ночей прошел на удивление удачно, без потерь времени на ремонт приборов, без сбоев телескопа, без погодных проблем. И каждый раз, когда ночные наблюдения заканчивались и наступала дремота, ему виделись глаза Серафимы и казалось, что ее рука мягко касается его лица…
— Все равно ты всегда будешь думать больше о своих звездах, чем обо мне…, - сказала она грустно в тот вечер, когда Максим уезжал на наблюдения.
— Не так, — ответил он — теперь у меня стало на одну звезду больше. И, подобно звездам небесным, она возникла из пламени и пыли. Я открыл эту звезду, и теперь мне предстоит долгий путь ее познания.
Сима удивленно посмотрела на него и засмеялась:
— Тебе надо было стать не астрономом, а поэтом. То, что ты сейчас мне сказал, звучит как стихи.
— Всякий познающий Мир обязан быть поэтом.
Нет ничего более поэтичного чем Мироздание.
И тот, кто не хочет или не может этого понять, никогда не осмыслит всей глубины Истины!
9
До станции оставалось всего полчаса. Сима смотрела сквозь пыльную пелену окна вагона, который бился из стороны в сторону в хвосте безнадежно опоздавшего пассажирского поезда. До Галаевской ветка дороги не доходила, поэтому ехать надо было до Виногорска, где была ближайшая железнодорожная станция. Сима рассчитывала добраться туда еще засветло, чтобы успеть на какой-нибудь проходящий автобус, но поезд, на который она взяла билет, почему-то все время останавливался и подолгу стоял, иногда даже там, где не было и близко не то что какого-нибудь поселка, но и просто будки путевого обходчика. И только теперь, когда время перевалило за полночь, показались вдалеке первые огоньки городских окраин. Предстояло ждать до утра первый рейс автобуса в холодном и пустом здании вокзала.
В зале ожидания было почти пусто, и Сима села на скамейку поближе к батарее отопления, прислонившись к стене. Она хотела провести в Ростове в гостях у тетки всего неделю, но поездка затянулась. Сима неожиданно встретила прямо на улице свою давнюю, еще с институтских времен подругу. Подруга была человеком очень душевным, но обладала довольно неприглядной внешностью, поэтому сильный пол никогда не обращал на нее никакого внимания, и ей вполне реально грозила участь старой девы. Однако она совершенно случайно познакомилась с отставным мичманом с Северного флота, который разглядел за блеклыми чертами ее облика нечто такое, что неодолимо повлекло его к этой женщине, и Сима не только попала прямо на их свадьбу, но оказалась на этой свадьбе свидетельницей невесты. Вспоминая это событие, она не переставала удивляться, насколько счастье преображает женщину, делает ее красивее, добрее… Потом стали наплывать совсем другие воспоминания о другой свадьбе, на которой они гуляли вместе с Кириловым…
Малахов и Катерина устроили свою свадьбу в доме родителей невесты. Если точнее, то даже не в доме, а во дворе под навесом, сваренным из металлических прутьев, и густо обвитым виноградом, где были поставлены столы с обильным деревенским угощением. Гости шумели, произносили тосты с поздравлениями молодых, подносили подарки, кричали «горько». Часа через три после начала застолья свадьба, как и все станичные свадьбы, собрала едва ли не две соседних улицы. Максим Петрович сидел рядом с Симой и, немного охмелев от вина и веселья, обнимал ее плечи и совсем не скрывал своего отношения к соседке. Когда начались танцы, он не отпускал ее ни на минуту, всячески стараясь опередить настойчивых кавалеров, пытавшихся вывести Симу в круг. Но как только Максим Петрович отошел выпить воды, над ее ухом резко прозвучал голос Андрея Седогина:
— Что, никак ухажера завела?
— Все не успокоишься, Андрей? Сколько раз я просила тебя — оставь меня в покое!
— Пока я живой, я могу успокоить любого, кто до тебя подойдет!
— Не смей Кирилова и пальцем тронуть, ты ногтя его не стоишь! Послушай, Андрей, я тебя предупреждаю в последний раз, я — не твоя вещь!
Седогин пьяно ухмыльнулся и повернулся к одному из стоявших с ним рядом парней.
— Гля-а-а! Закудахтала, во как заступается! Ну еще бы, интильхент хренов… небось и ручки чистые, и денежки не наши имеет…
Серафима почувствовала, как кровь бросилась ей в лицо, она резко и зло оттолкнула Андрея от себя, и тот от неожиданности покачнулся и упал в заросли малины, росшей вдоль ограды двора. Схватившись рукой за прутья забора, он медленно поднялся и с налившимися злобой глазами снова подошел к Серафиме. Гости, увидев эту сцену, на мгновение затихли, но в этот момент возвратился Максим Петрович.
