Людмила Фатеева - Знай свое место
До ворот знаменитого пациента проводили.
- Все рекомендации и инструкции у вашего врача, - в сотый раз напомнил доктор. - Значит, через полгодика жду вас у себя.
Алекс рассеянно кивнул. Светло-зеленая громада ворот отъехала в сторону, открывая чудный вид.
"Свободен!" - радостно прозвенело у Алекса в голове. С тихим стуком сзади закрылись ворота. Алекс привычно вздрогнул и слегка скосил глаза...
- Ну ёлы-палы, - изумленно выдохнул Шура перегаром вчерашнего портвейна. Как это меня сюда занесло? Уснул в автобусе, что ли?
Шура и вправду не смог бы ответить, если бы кому-нибудь пришло в голову спросить его, как он попал на эту остановку - у единственной психбольницы маленького города, затерявшегося в глубинке Азиопии. Светлый летний день с картины Шишкина звенел привычным шумом. Шура встряхнулся.
- На работу же опаздываю, - хлопнул он себя по лбу и вскочил в автобус.
По дороге на завод Шура ни с того ни с сего вспомнил молодость. Глядя в окно, он снисходительно улыбался, мысленно снова пробегая по былому.
Нормально все сложилось, могло быть и хуже. Вон, Боню-то вчера похоронили, допрыгался друг детства. А он жив. И вполне благополучен.
Наверное, к лучшему, что решением институтского комитета комсомола студенческий ансамбль вовремя разогнали "за преклонение перед западным загниванием". Большинство музыкантов Шуриной команды исключили из института. А то бы пришлось тянуться на инженеришную зарплату. Шура поболтался по ДК и кабакам еще годик, а потом, уступая ворчаниям матери устроился на завод. И правильно сделал. Зарплата позволяла жить сносно, даже иногда ездил по профсоюзным путевкам отдыхать "на юга". Да и подкалымить опять же всегда можно - все лишний рубль в дом. Умелые руки в цене во все времена. Женился. Остепенился. Оброс жирком, мебелью, дачей. Дел хватало. Но по вечерам (святое дело!) спускался во двор поддержать партию, другую в домино. Потягивая из бутылки теплое пиво, стуча белыми костяшками о стол, Шура лениво покрикивал на сына, таскающего по двору за хвост очередную кошку, и блаженно думал о ближайшем выходном. Рыбалка - это да... И уже заранее мерещились ему слабые волны, легонько качающие лодчонку, чудился запах рыбы, предсмертный безмолвный вопль "Не хочу-у-у!" ритуально заплеванного на счастье червяка на крючке, и стакан водки, которая на свежем воздухе под ушицу так "легко пошла" у ночного костра, и виделось серебро чешуи на плащ-палатке... Нет, зевнул Шура, увидев заводской забор со множеством полезных дыр. Все путем, все в норме.
С теми же мыслями и распорядком жизни Александр Михайлович достойно дотянул до заслуженной пенсии. Скорая смерть его не сильно тревожила. На сберкнижке лежала сумма, достаточная на достойные похороны. Все как у людей...
...Проснулся Шура с ощущением, что жизнь прожита. Бесповоротно. И прожита не так, как хотелось, как мечталось. Весь мокрый от непередаваемого страха сел на кровати, осмотрелся и вздохнул с громадным облегчением. Ощущение было, словно вылез из неминуемой трясины, когда уже и не чаял в живых остаться. От шишки не осталось и следа. Но долго еще Шура вздрагивал, щипал себя за руки, за уши. Иногда словно засыпал на ходу. Потом резко спохватывался, оглядывался и сбрасывал с себя невидимый груз. Ребята из ансамбля тогда же и начали выговаривать ему, что стал больно уж требователен ко всем и ко всему. Но он не обижался: они-то не видели того страшного сна, не могли знать того, что уже стало ясно Шуре, как день.
Скоро команда распалась. И Шура после долгих скитаний по Союзу осел в Москве. С теми же сомнениями, исканиями, проблесками стоящего и разочарованиями.
Шура улыбнулся. Из всей команды он один еще пытается чего-то найти в музыке. Остальные уже давно отошли от юношеского увлечения. Хотя нет, один остался. И весьма преуспел. Но он еще тогда подавал надежды...
Шура и сейчас, спустя годы, помнил лицо Музы. Безобидной с виду тихой девчонки, но приглядишься - явно с характером особа и со странностями. Увидишь в толпе и не оглянешься. А специально присмотреться - мысли не возникнет, пока лоб в лоб не столкнешься. Разве только настроение будет какое-нибудь особенное, как тогда, во сне. А во сне ли? Теперь уже он сомневался: сон есть не сон? Или как?.. Разве можно во сне прожить годы? И двумя разными жизнями? Сомневался он уже много лет и все не мог прийти к решению - уж больно реально пролетели две жизни. Как черное и белое, далекие друг от друга, как два полюса. Он прятался от таких мыслей, то более удачно, то менее. Но когда он увидел лицо Ирины, гнездо сомнений разворошилось. И сейчас он смотрел на ночную гостью и видел тот шишкинский летний день солнечного света. И сравнивал.
Черточка к черточке. Черточка к черточке. Глаза и волосы. И родинка на том же месте. Ма-а-ленькая.
Так и тянуло разбудить ее и, решительно взяв за плечи, спросить:
- Это ты? Это была ты?
Наверное, он так и сделал бы, если бы не боялся, что она ответит "да". А что дальше? Что он ей скажет? Спросит, зачем она снова появилась на его пути? И что услышит в ответ?
Телефонный звонок стал спасением, пусть временным. Но он перебил мучительные колебания.
- Шура, здорово, - весело приветствовал бодрый голос.
Этой девчонке Шура немного завидовал. Если у него будет, когда-нибудь своя команда или деньги на запись собственного проекта, он обязательно пригласит ее к себе. Уж больно интересный у нее был голос. Что-то от Кэйт Буш, но более джазовая манера. Молодая, она уже была довольно-таки популярна. Правда, в последнее время попивать стала, но это дело поправимое. Если за нее серьезно взяться.
- Шурочка, займи немножко тугриков, - Оксана явно была навеселе.
- Ксюша, ты не перестараешься?
- Ой, что ты! У нас тут такая классная компания! Только вот лекарство кончилось. Ну, так как?
- Ксюша, я бы с дорогой душой, да, сама знаешь, гол, как сокол. Вот сегодня сыт за чужой счет.
- Ну, извини. Тогда хоть подскажи телефон Вадика.
Шура продиктовал номер их общего знакомого, попрощался, и ему почему-то подумалось: "Погубит себя дуреха, ох, погубит. Не спеть ей в моем альбоме. А жаль...". Или это тоже Ксюшин сон, а основная, реальная ее жизнь впереди?.. Но Шура-то не спит! Все! Стоп! Так на самом деле двинешься.
6.
Я снова лежала на крыше, любуясь движением облаков. Полная безмятежность повергла в небывалое блаженство. Внезапно выглянуло солнце, заставляя зажмуриться. И вдруг раздался резкий стук: кто-то долбился в люк чердака. Нашли, оборвалось сердце. И продолжала расслабленно лежать, понимая, что никуда не уйти. Шорох, раздавшийся рядом, заставил обернуться. На самом краю крыши стоял Федя и манил к себе. С восторгом кинулась я к спасителю. Федя обхватил меня одной рукой, и мы воспарили над крышей. Мои преследователи все стучали и стучали, пытаясь выломать крышку люка, все громче и громче....
