Тед Деккер - Тьма
Минут десять они шли молча. Подводя итог, можно было сказать, что он жив, здоров, находится неведомо где, в каком-то чуть ли не волшебном месте. Конечно же, когда он доберется до своей деревни, увидит друзей, знакомых… кто знает, что еще, — тогда память его очнется.
— Когда я доберусь до своей деревни? — спросил Том.
— Здесь повсюду твой народ. В какую деревню ты попадешь, не так уж важно.
— Хорошо, но свою-то семью мне найти надо?
— Зависит от расстояния. Чем дальше, тем дольше. Новости у нас не слишком скоро распространяются. Может быть, через несколько дней. Может быть, через неделю.
— Через неделю! А что мне делать?
Руш остановился, безмерно удивленный.
— У тебя как будто уши заложило, Томас Хантер. Ты же избран! — Он покачал головой. — Да, потеря памяти — штука суровая. Вот что я тебе посоветую: пока память не наладится, смотри, как другие поступают.
— Но я же не могу слепо повторять то, чего не понимаю.
— Если будешь подражать остальным, скорее придешь в себя. А лучше всего, доверься Рашель и следуй за ней.
— Что же мне, притворяться, что я ее люблю?
— Ты обязательно полюбишь ее. Это опять провал памяти. Ты просто не помнишь, как это функционирует. Если встретишь мать, которую не помнишь, ты же не перестанешь любить ее! Ты знаешь, что любил ее, и никуда эта любовь не денется.
Этот аргумент на Тома подействовал.
Между кронами деревьев вдруг снова появился улыбающийся Габил и бухнулся на рядом с ним траву.
— Есть хочешь, Томас Хантер? — Он протянул спрятанный под крылом синий плод. Том недоверчиво переводил глаза с рушей на плод и обратно.
— Не бойся, государь ты мой. Сочная ягодка, вкусная, сладкая! Синий персик. Гляди! — Он надкусил кожицу, продемонстрировал Тому след укуса. Засверкал сок, показалась зеленоватая мякоть.
— Да-да, — подтвердил Микал. — Если ты забыл, то это ваша пища. Называется фрукт. Как и вода, наша пища освящена Элионом.
Том принял плод и посмотрел на Микала.
— Ешь, ешь, не бойся.
Том откусил крохотный кусочек, ощутил прохладный сладкий сок, нежную мякоть. По телу как будто растеклось мягкое, ласкающее тепло. Он улыбнулся Габилу.
— Вкусно, — похвалил он и откусил побольше. — Очень вкусно!
— Пища воинов! — откликнулся Габил, пружинисто отскочил, подпрыгнул, взмахнув крыльями, и снова взмыл в воздух. Микал усмехнулся.
— Идем, идем. На ходу съешь.
Том едва успел прикончить синий персик, как Габил принес еще один, на этот раз красный. Не приземляясь, он ловко сбросил плод в руки Тому. Третий фрукт оказался зеленым и требовал очистки от довольно толстой кожуры, но по вкусу, пожалуй, превосходил два предыдущих.
В четвертый раз Габил появился, чтобы продемонстрировать свое искусство воздушной акробатики. Он кувыркался, крутился, пикировал и закончил тем, что едва не врезался в голову Тома, который, испугавшись, присел и прикрылся руками.
— Габил! — крикнул ему Микал. — Давай поосторожнее! — Габил прекратил валять дурака и тут же исчез в вышине.
— Великий воин расшалился, — проворчал Микал.
Примерно через милю руш задержался на вершине холма. Том остановился рядом. Внизу, в обширной зеленой долине, усыпанной множеством цветов, похожих на необычайно крупные и пестрые маргаритки, раскинулась крупная деревня, которую Том из-за пестроты ландшафта сначала и не разглядел.
А когда разглядел, у него даже дыхание перехватило.
Границы поселения как будто кто-то обвел громадным циркулем. Выглядело оно на первый взгляд как какой-нибудь леденцовый-карамельный городок, в одном из пряничных домиков которого проживали Гансик и Гретель. Но кисельные реки и молочные берега — фрагменты сказок, как-то зацепившиеся за развалины его памяти, а деревня выглядела вполне реальной.
Несколько сотен ярких разноцветных квадратных хижин расположились, как детские кубики, концентрическими окружностями вокруг башнеобразной структуры в центре деревни. В небе над деревней метались, парили, ныряли, взмывали сотни или даже тысячи белых рушей.
Приглядевшись, Том заметил между домами и обитателей. Вот открылась дверь одного из ближайших строений, в ней появилось какое-то уменьшенное расстоянием существо.
— Ну как, память оживает? — спросил Микал.
— Кажется, да…
— И что вспоминаешь?
— Нет, ничего конкретного, к сожалению. Просто что-то кажется смутно знакомым.
Микал вздохнул.
— Знаешь, нет худа без добра. Я думаю извлечь хоть какую-то пользу из твоего печального приключения в черном лесу. Тут все активнее толкуют об экспедиции — дурацкая идея Таниса, которой соблазнились уже многие великие горе-воины вроде Габила. Танис воображает, что пришло время разделаться с шатайками. Великий выдумщик, знаешь ли. Рассказчик, словоплет искусный. У меня шерсть дыбом поднимается от его замыслов. Может быть, ты смог бы его немного образумить.
— Он умеет драться, этот Танис?
— О, это он умеет! Как никто другой. Разработал свою технику, весьма, надо признать, впечатляющую. Уловки всякие, финты, выпады… На базе древних знаний и систем. Особенно он падок на истории о завоевательных походах. И вознамерился стереть шатаек с лица Земли.
— А почему бы и нет?
— Шатайки, конечно, не великие воины. Но зато они великие обманщики! Вода их заманчивая, к примеру. Сам убедился. Надо тебе с ним поговорить.
Томас кивнул. Ему вдруг очень захотелось увидеться с Танисом.
Микал вздохнул.
— А теперь подожди меня здесь. Понимаешь?
— Да, конечно, но…
— Просто жди. Если увидишь, что они направились на Сбор, можешь пойти с ними, но лучше всего оставайся здесь.
— Что это за Сбор?
— На озере. Не бойся, не пропустишь. Перед наступлением темноты у них Сбор. Все понял?
— Все понял.
Микал впервые за два часа взмахнул крыльями, взлетел и удалился. Том проводил его взглядом и почувствовал себя покинутым и одиноким.
Он снова принялся рассматривать дома. Очевидно, все они построены из стволов цветных лесных деревьев. И — люди. В этих домах живет его народ. Если не отец, мать, братья, сестры, то такие же люди, как и он сам. Не так уж он потерян и одинок, в конце-то концов.
И эта самая Рашель где-то там.
Он сидел у дерева, скрестив ноги, и вздыхал. Домишки невелики, скорее хижины, чем дома, разделяет их зеленая травка с цветочками. Все вместе похоже на гигантское колесо, куда-то катящееся, вращающееся вокруг служащего ступицей большого круглого сооружения в центре. Оно по меньшей мере втрое выше каждого из домишек и во много раз шире. Возможно, какой-нибудь дом для собраний, храм.
