Филип Фармер - Восстаньте из праха (перевод М. Ахманова)
Фригейт рассмеялся и показал ей такой же тюбик, который он обнаружил в своей чаше.
— Они в высшей степени практичны, — заметил Монат, вертя в руках пачку бумажных салфеток. Затем он вытащил круглое зеленое мыло.
Бифштекс Бартона оказался очень сочным, хотя он предпочитал менее прожаренное мясо. С другой стороны, Фригейт жаловался, что его кусок оказался недожаренным.
— Очевидно, чаши не настроены на индивидуальное меню, с учетом привычек и вкусов владельца, — предположил Фригейт. — Поэтому и мужчинам, и женщинам достались помада и трубки. Это — массовое производство.
— Два чуда в один день, — произнес Бартон. — Но можно ли их считать чудесами? Я предпочитаю рациональное объяснение и хотел бы его получить. Не думаю, что кто-то может в данный момент сказать мне, каким образом нас воскресили. Но, наверное, вы, люди двадцатого века, имеете какую-нибудь гипотезу относительно волшебного появления всех этих предметов в прежде пустом контейнере?
— Если сравнить внешние и внутренние размеры чаши, — сказал Монат, — то можно заметить разницу по высоте примерно в пять сантиметров. Внутреннее днище, по-видимому, скрывает некое устройство — конвертер, способный превращать энергию в материю. Энергия попадает туда во время разряда. В дополнение к конвертеру в чаше должны быть также молекулярные шаблоны — нечто вроде справочного каталога, определяющего способы синтеза различных веществ. Мои рассуждения, скорее всего, верны, так как на моей родной планете были созданы подобные преобразователи. Но не таких миниатюрных размеров — в этом я абсолютно уверен!
— Могу сказать то же самое и о Земле, — кивнул Фригейт. — Еще до 2002 года человечество научилось производить железо из чистой энергии, но это был очень трудоемкий и дорогой процесс с почти микроскопическим выходом готовой продукции.
— Ладно, — сказал Бартон. — Нам это изобилие пока ничего не стоит. Пока... —он осекся, вспомнив о сне, который видел перед пробуждением.
— «Плати!» — требовал тогда Бог.— «Ты задолжал мне за плоть!»
Что все это могло означать? На Земле, в Триесте, в 1890 году он умирал на руках у жены и просил... Что? Хлороформ? Что-то, чего он не мог вспомнить... Он погружался в тишину, во мрак забвения...
А затем очнулся — и оказался в том странном месте, заполненном мириадами нагих тел. Ничего подобного не могло существовать на Земле — да и на этой планете тоже, насколько он мог понять. Но Бартон был твердо уверен в одном — то, что он тогда увидел и испытал, не являлось ни сном, ни бредом.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Они быстро покончили с едой и установили опустевшие контейнеры обратно в чаши. Воды поблизости не было, и им пришлось бы ждать до утра, чтобы сполоснуть посуду. Однако Фригейт и Казз соорудили несколько ведер из секций гигантского бамбука. Американец вызвался пойти к реке, если кто-нибудь составит ему компанию, и принести воду.
Это предложение удивило Бартона — двухмильное путешествие с полными ведрами не было легкой прогулкой. Затем, бросив взгляд на Алису, он понял, в чем дело. Фригейт, вероятно, рассчитывал найти себе на берегу подружку, полагая, что Алиса Харгривс в эту ночь предпочтет Бартона. Другие женщины, примкнувшие к их группе — Мария, Фьеренца, Роза и Катарина — уже сделали свой выбор. По-видимому, из пяти мужчин, жителей Триеста, обойденным оказался Бабич; он исчез сразу после ужина.
Монат и Казз вызвались сопровождать американца.
Наступила ночь. Мягко светящиеся газовые облака и огромные, неправдоподобно яркие звезды озарили небеса. Некоторые из звезд были так велики, что могли сойти за осколки земной луны; они теснились в вышине подобно гроздьям спелых вишен, и их яростный, безжалостный блеск вселял в людей ужас и ощущение собственной ничтожности.
Бартон лежал на спине, попыхивая сигарой. Он счел ее отличной; в Лондоне его дней такая сигара стоила бы по крайней мере шиллинг. Первый шок прошел, и сейчас он уже не чувствовал себя жалкой крохотной козявкой. В конце концов, звезды, сиявшие над ним, являлись всего лишь бездушной материей — а он был разумным существом, переполненным ощущением жизни. Здесь, рядом с ним, находится нежная, очаровательная женщина, одно ее присутствие дарило ему счастье, недоступное любому из этих величественных и мертвых небесных огней.
По другую сторону костра, скрытые травой и сумраком, расположились жители Триеста. Пьянящее ощущение молодости и силы, подогретое спиртным, оживило их; до Бартона долетали звуки громких поцелуев и веселый смех. Затем, пара за парой, они исчезли в темноте.
Девчушка устроилась рядом с Алисой и быстро уснула. Свет костра золотил великолепное тело и длинные стройные ноги молодой женщины, отблески пламени играли на ее красивом лице с тонкими аристократическими чертами. Ее не портило даже отсутствие волос. Внезапно Бартон ощутил себя мужчиной; сила и радость бытия переполняли его. Определенно, он больше не был стариком, который последние шестнадцать лет своей жизни жестоко расплачивался за раны, лихорадки и болезни, которые он подцепил во время своих странствий в тропиках. Все это осталось на Земле; теперь же он был снова молод, здоров и одержим прежним неугомонным бесом.
Да, но он обещал этой женщине защиту... она находилась под порукой его чести. Он не должен ничего предпринимать, что можно было бы истолковать как покушение на ее добрую волю... и тело.
Ну что ж, она — не единственная женщина в этом новорожденном мире. В его распоряжении все женщины — или, по крайней мере, те, которые готовы откликнуться на его просьбу. Если все разумные существа, когда-либо жившие и умершие на Земле, находятся сейчас на берегах реки, то, по оценке Фригейта, их не менее тридцати шести миллиардов. И Алиса — всего лишь одна женщина из неисчислимого множества юных красавиц, ожидающих его где-то там, во тьме.
Однако похоже, что дьявол сыграл с ним злую шутку. Возможно, завтра он заведет целый гарем, но в это мгновение Алиса была единственной желанной для него женщиной. И потом, он не может просто так подняться и уйти в темноту на поиски другой подружки, потому что и она, и ребенок останутся без защиты. Алиса, конечно, не будет чувствовать себя в безопасности в компании Моната и Казза, и он не должен порицать ее — эти двое были так ужасающе безобразны! Он не может доверить ее попечению Фригейта — даже если янки вернется этой ночью, в чем Бартон сомневался. Многое в поведении американца оставалось для него непонятным — и, следовательно, подозрительным.
Оценив создавшееся положение, Бартон неожиданно рассмеялся. Он подумал, что грешные мысли можно было бы прекрасно отложить на потом. Это вновь вызвало у него смех, он не мог остановиться, пока Алиса не поинтересовалась, все ли с ним в порядке.
