Василий Головачев - Владыки
Белые, изъеденные ямками и порами неведомой коррозии, гнутые стены, вычурные желоба пандусов, ведущих на галерею, чаша мертвого фонтана посередине, наклонные щиты зеленоватого цвета, расколотые трещинами, куб светомузыкального устройства, серый, в черных потеках, три выхода в коридоры с полупрозрачными створками дверей… Внимание Павла привлекла ажурная черная колонна, вырастающая из пола и исчезающая в сводчатом потолке.
Павел обошел колонну, пытаясь уяснить, для чего она здесь. Ни Златков, ни второй лектор ничего о ней не говорили. Выходит, колонна обязана своим появлением последнему эксперименту. Что же это такое?
Обойдя вестибюль, Павел вспомнил о Мариче, несколько раз позвал его, сначала по рации, потом через звукопередатчик. Ответом было эхо и серии тихих щелчков в наушниках.
Что-то незаметно, что здесь «перекресток пространств», подумал Павел. Разве что дырчатая колонна — иное пространство? И на первый взгляд — ничего опасного. Отчего же не вернулся Игорь?..
Он вырастил из универсального инструментария щуп и, подойдя ближе к резной колонне, коснулся им ее стенки. В следующее мгновение пространство вокруг искривилось, наступила короткая невесомость, и Павел оказался внутри колонны, подвешенный неизвестной силой точно по оси ажурной трубы. Вокруг, куда ни глянь, висели десятки или даже сотни горбатых фигур в зеркальных балахонах — отражения разведчика в слоях неизвестной субстанции.
Павел осторожно шевельнулся. В наушниках раздался щелчок, а вслед за ним женский голос:
— Нуль-вызов принят. Заказывайте выход. Солювелл-три готов к перегибу. Ваша масса?
— Э-э?.. — хрипло проговорил Павел. — Масса сто тридцать три килограмма… Простите, где я нахожусь?
В голосе незнакомки удивления не прозвучало, только вежливая готовность и доброжелательность:
— Вы в трансгрессе Солювелла-три. Срок выхода три минуты, массу принимаю, код перегиба бам-у-эс-тридцать-тридцать.
— А попроще?
— Трансгресс — парамост пространственных перемещений, перегиб длится три минуты, выходы квантованы, ближайшая точка выхода — Балор-девять, сто десять тысяч парсеков.
— Так далеко мне не надо. — Павел заметил, что женский голос произносит совершенно иные слова, но речь синхронно переводится на русский язык. — Солювелл-три — это Земля? Или Солнце?
— Это Колыбель, около четырех миллиардов лет назад называлась Солнечной системой. Больше информации не имею. Обратитесь в общий Информ Солювелла-три. Могу предложить код обмена сто второго хроноквантградуса.
— Не надо. Могу я… э-э, каким-то образом выйти из этого парамоста… трансгресса… без перегибов и перемещений?
В тот же момент Павел очутился на полу холла рядом с решетчатой колонной, не изменившей своего мирного вида.
Вот тебе и труба!.. Трансгресс… первая точка выхода — сто десять тысяч парсеков! Попробуй, дойди обратно!
— Чувство юмора — это неплохо, — раздался рядом тихий голос. Не женский, мужской. — Но лучше бы вы не теряли чувства осторожности.
Павел оглянулся, посветил фонарем — никого.
— Это снова вы? С кем я сейчас разговаривал?
— С автоматом обслуживания трансгресса.
— Так эта труба — что-то вроде таймфага?
— Через здание лаборатории проходит линия перегиба пространственных координат, ваш мозг воспринимает ее как «трубу». Не отвлекайтесь.
— Понял, — вздохнул Павел. — Спасибо за совет.
Где-то далеко в глубине здания с тонким звоном лопнула струна — именно такой звук коснулся слуха. Павел вздрогнул, машинально проверил встроенную в пояс и предплечья скафандра аппаратуру звуко— и видеозаписи: работают, и направился к двери в коридор, ведущий к лестничной клетке. Ему предстояло подняться на четвертый этаж в зал управления лабораторией.
Автоматика двери не работала. Павел нашел заслонку ручного управления, нащупал рычажок и потянул на себя.
Коридор за дверью выглядел странно. Его стены были волокнистыми, как спрессованный дым, и уходили вверх на недосягаемую высоту, луч прожектора терялся, казалось, где-то в километре от пола. Но и пола, как такового, не было, вместо него во всю ширь коридора пролегала рваная каменная борозда, по дну которой бежал ручей. Струя воды добегала до самой двери и… исчезала, будто отрезанная невидимым лезвием!
Павел прислушался, но плеска ручья не услышал. Лишь издали, из глубин здания долетали иногда странные звуки: потрескивания, мокрые шорохи, удары водяных капель в гулкое дно, звуки лопнувшей струны…
Инспектор выключил прожектор, подождал, пока глаза привыкнут к темноте, но увидел только светлую щель над головой — там, где исчезали в вышине стены коридора. Пока ничего особенного, подумал он, снова включая свет, — кроме непонятного исчезновения вод ручья. Еще один эффект перекрученного пространства-времени? Меня это в данный момент не касается, надо идти вперед, пока возможно…
Он шагнул на буро-коричневый пласт каменной борозды и… с грохотом полетел куда-то вниз, в глубокую пропасть. Стены коридора скачком выросли в исполинские вертикальные горные склоны и отдалились за пределы видимости, бугристый вал борозды превратился в скалистый хребет, конус прожекторного света сузился, ударило в ноги. Ошеломленный Павел, ощутив под ногами твердую почву, машинально шагнул назад — сзади должна была находиться дверь в холл. Но все осталось на своих местах. Под ногами гладкий коричневый бугор, рядом изломы скал, в сотне метров луч прожектора вязнет в полной тьме, высвечивая те же скалы и каменные складки.
Павел выключил свет и увидел сзади далеко-далеко вертикальный блик высотой в несколько километров. Вот это, что называется, влип! Куда же меня занесло на этот раз? В подвал? Или «перекресток пространств» в действии? Недаром не хотелось сюда идти… Скалы и камни… и ручей в коридоре… ручей?
Инспектор прислушался. Справа от него слышался равномерный глухой шум, который он поначалу принял за шум в ушах от удара. Павел прошел метров двести, наткнулся на ребристую серую стену, обрывающуюся куда-то вниз, и посветил в провал. Луч выхватил из темноты серо-зеленую массу несущейся воды. Река!..
— Река, — сказал он вслух, еще не веря догадке.
Но это не могло быть совпадением: каменная борозда с ручьем в коридоре и хаос скал и река — здесь, где он очутился. Коридор не изменился, изменился он, Павел Жданов, превратился в гнома, в Нильса Хольгерссона из древней шведской сказки. Один из темпоральных эффектов в действии, а именно — эффект трансформации масштабов при переходе из одной локальной области многосвязного пространства-времени в другую. Ничего особенного, придется вернуться назад, к двери, перешагнуть магическую черту, за которой располагается обычный мир холла. Однако здесь немудрено и заблудиться. Может, Марич до сих пор плутает между скалами?
