Виктор Жилин - День свершений
— А ведь я могла спасти его, — вдруг сказала отчетливо. Подняла глаза. — Надо было только увидеть!.. Никогда себе не прощу?
Что-то такое у нее в голосе было, что Стэн сразу поверил: да, могла! И не простит, конечно… Белые неподвижные глаза Лоты теперь смотрели на кого. Стэн невольно поежился: странный взгляд, непонятный. Вроде добрый и в то же время — гневные искорки в глубине.
— Я понимают — ты хотел как лучше, — сказала негромко. — Только… только зря ты его увел!..
Стэн потряс головой — почему зря?! Ведь кругачи же! Не до старика им было — слава богам, сами живы! Да еще нога…
— Ладно! — подал голос Бруно. — Чего уж там… — Он подхватил Лоту за талию, усадил на поваленный ствол. Присел рядом. — Передохнем малость…
Вообще-то, конечно, зря, мысленно согласился Стэн. Останься он, может, и нога у Лоты была бы цела.
Лота сидела сгорбившись, спрятав лицо в ладони, чуть качала туловищем — взад-вперед. «Плачет!» — понял Стэн. Что ж, пусть выплачется, авось полегчает. Может, Ян для нее самым родным человеком был, может — любила его. Что он о них знает?! По сути — ничего, ведь до сих пор темнят, скрывают, хотя чего уж теперь-то скрывать, все равно не выгорело у них: Яна потеряли, да еще Лота…
— Стэн, — вдруг негромко позвал Бруно. — Давай-ка сюда!
Стэн подошел ближе, присел на корточки перед ними. Лота отняла ладони — громадные глаза были сухи. Отвердевшее осунувшееся лицо будто враз постарело. Хмурый лоб прорезала решительная складка. Стэн невольно поджался — такой он ее еще не видел. Перед ним сидела не потерявшая голову от горя девица, а собранный, готовый на все человек, который твердо знает, что и как…
— Вот что, парень, — сказал Бруно, выковыривая прутиком пепел из трубки, — давай начистоту!.. — Он покосился на Стэна, продул мундштук. — Положение тебе известно… Яна больше нет, у Лоты — нога… В общем — хреновое положение. А дело делать надо! Соображаешь?
Стэн облизнул пересохшие губы: неужто в столицу пойдут?! С этих одержимых все станется!..
А Бруно неторопливо раскурил трубку и негромко, будто для себя, заговорил о том, что есть на свете дела, которые хоть умри — а сделай, и вот у них как раз такое дело, к тому же не все так безнадежно, как он, Стэн, назерное, себе представляет, умелого человека никакие стены не остановят — если с умом, конечно… Короче, есть тут у них одна мыслишкам — на крайний случай приберегали! — в два счета можно в столице оказаться, доставят, как говорится, с музыкой, вопрос только в том, что с ним, Станом, делать, ведь если честно — проводник им не больно-то нужен, просто жалко его стало — парнишка-то он неплохой, о засаде предупредил и вообще — вот и взяли с собой, чтоб не пропал, как те, на Станции, ведь сфероносцы уже давно за тройкой охотятся, все обложили… Ну а теперь, когда нет с ними Яна и Лота покалечилась, он, Стэн, очень даже может пригодиться, так что пусть сам и решает: или дальше с ними, или — вольному воля, удерживать его они не станут, опасное дело затеяли… Правда, и здесь скоро жарко станет: кругачи весь лес обложили, не прорваться одному, они сами-то еле-еле вырвались, воя Лота чуть ногу не угробила, черт знает сколько времени потеряли, пока по лесу петляли, чтоб не навести солдат на их с Раденом след, а он, бедолага, и помер, и теперь уж, как говорится, даже боги бессильны… Вот Лота и убивается, клянет себя, потому что всего-то и делав было — сунуть Радону пилюльку от сердца, и был бы он сейчас жив-здоров, а вот не успели, прошляпили: сначала надеялись Яна вытянуть, потом надо было еще кое-что сделать, очень даже срочное, да тут еще он, Стэн, под ногами крутился, лез со своими похоронами, мешал. Одним словом, пока то да ее, Стэн с Раденом и смылся, а потом кругачи, ну и понеслось…
Бруно еще что-то говорил, но Стэн уже не слушал. Так вот в чем дело, вот почему Лота на него так смотрела!!! Выходит, он сам, на собственном горбу. Радона на смерть уволок!
Стиснув зубы, Стэн затряс головой: тупица, болван, пень безмозглый — сунулся, просили его! Ведь угробил старика, как есть — угробил!
— Кончай башкой трясти! — бросил Бруно. — Сейчас не до переживаний!.. Решать надо, парень: с нами или как?..
Стэн вскочил на ноги, закусил губу. А его, значит, пожалели, прихватили с собой, как приблудную собачонку. Он-то, придурок, черт-те что вообразил, а они — из жалости!.. Как же теперь?! Неужто после этого — с ними?..
Он поднял голову, сразу наткнулся на взгляд Лоты: строгий, будто оценивающий. Что-то еще там было — такое, отчего у Стэна бешено стукнуло в груди, перехватило дыхание.
— Да! — почти выкрикнул он. — С вами!.. Заметил, как сразу потеплели глаза Лоты, смягчились черты лица. Почувствовал восторженный холодок: вместе!.. Что бы ни случилось — вместе! Он нужен ей…
Ну, ладно, — сказал Бруно, пряча трубку в нагрудный карман. Тогда — готовься. Сейчас кругачи здесь будут.
Стэн невольно вздрогнул, прислушался. Где-то недалеко отрывисто и зло лаяли собаки.
— А потом? — вырвалось у него. — Что — потом?
— Потом?.. — переспросил Бруно, поднимаясь. — А потом — мы сдадимся! Если они нас того, на шлепнут сдуру! Ясно?!
БРУНО
Вот уж не думал, что цел останусь!.. Очухался в каком-то фургоне трясучем. Лежу пластом, морда на грязных досках, а перед носом сапожищи солдатские. Дух от них — не передать! — видимо, от этой вони я и очнулся. Меж сапог приклады винтовочные приплясывают. Пол вверх-вниз ухает, трясет, мотор надрывается — везут куда-то!..
Чувствующие шевельнуться, спеленали по рукам-ногам, как колоду. Голова трещит, во рту горечь соленая, губ не разлепить. В общем, чисто разделали, чертово семя…
Ну, кое-как приподнял башку, оглядываюсь. Крытый брезентом фургон; из заляпанных окошечек — розоватый свет, рассвело, значит; вдоль обоих бортов — солдатня на скамьях. Десятка два, все в пятнистых робах, на плечах — черные кружки, знак ночной сферы. Черносферцы! Морды чугунные, на меня — ноль внимания. Дальше, ближе к кабине — Бруно с Лотой вповалку, как и я — связаны.
Скрипнул я зубами такая злость взяла! Решился, называется! Послушался этого долбака психованного. Вот, значит, в чем их великий план заключался: чтобы кругачи их сами в столицу доставили! С музыкой!..
Это уж точно — даже с плясками. До упаду! Живого места не оставили, сволочи! Это же надо догадаться: добровольно кругачам в плен?! — Но я-то хорош, поддался, не остановил, ну прямо затмение нашло, честное слово…
Тут швырять-трясти перестало, на ровную дорогу выбрались, шофер газу наддал. Значит, точно — в столицу везут!
В фургоне посветлело. Пригляделся я к солдатам, что ближе сидели ох, и рожи, один к одному, под стать Бруно! Черт знает, где их выращивают — амбал на амбале, от таких не уйдешь. Сидят истуканами, пялятся куда-то в брезент — земки стеклянные. Пьяные они все, что ли?..
