Цысинь Лю - Темный лес
Промокшая почва легко поддавалась; но чуть глубже грунт оказался твердым, перемешанным с гравием. Ло Цзи подумалось, что он вгрызается в гору. Он ощутил силу и бессилие времени: возможно, за два столетия землю покрыл лишь тонкий слой песка, но понадобилась целая геологическая эра, задолго до появления человека, чтобы создать холм, на котором теперь располагалось кладбище. Ло Цзи продолжал копать изо всех сил, часто останавливаясь, чтобы передохнуть, и время летело незаметно.
Дождь кончился вскоре после полуночи, облака рассеялись, и проглянуло звездное небо. Таких ярких звезд Ло Цзи ни разу не видел с тех пор, как проснулся в этой эпохе. Тем вечером 210 лет назад он и Е Вэньцзе стояли и смотрели на эти же звезды.
А теперь он только это и видел: звезды да надгробные камни — два величайших символа вечности.
Наконец Ло Цзи выбился из сил и больше не мог копать. Он осмотрел вырытое углубление; оно было мелковато для могилы, но сойдет и такое. Он всего лишь намеревался подать знак остающимся, что хотел быть похороненным в этом месте. На самом деле его тело, скорее всего, отвезут в крематорий, сожгут, а пепел попросту выбросят. Но это не имело значения. Весьма вероятно, что вскоре после смерти его останки заполыхают вместе со всем миром в пламени куда более грандиозного пожара и распадутся на атомы.
Прислонившись к надгробию Е Вэньцзе, он забылся сном. Наверное, сказалось переохлаждение, но Ло Цзи опять приснилось заснеженное поле. На нем стояла Чжуан Янь и держала на руках Сяся. Шарф жены алел, будто язык пламени. И она, и дочь беззвучно взывали к нему. Он в отчаянии кричал им, чтобы они бежали прочь — Капля ударит прямо здесь — но ни единый звук не мог вырваться из его горла. Он ощущал, что весь мир онемел и погрузился в тишину. И все же, по-видимому, Чжуан Янь поняла его и направилась вместе с дочерью прочь, оставляя за собой цепочку следов в снегу, подобных прозрачным мазкам туши на традиционной китайской картине. Снег в этой картине был пустым, чистым листом; лишь малейшие прикосновения кисти выдавали существование земли и мира. Грядущая катастрофа поглотит все; но к Капле эта катастрофа отношения не имеет…
И снова сердце Ло Цзи рвалось от боли, и снова он пытался уцепиться за воздух, но на белом листе заснеженного поля оставалась лишь далекая, крохотная точка Чжуан Янь. Ло Цзи огляделся, пытаясь найти еще что-то реальное в этом пустом мире — и нашел: два надгробия, застывшие бок о бок посреди снега. Сначала они резко выделялись на белом фоне, а потом стали меняться. Они превратились в такие же зеркала, как Капля, и надписи на них исчезли. Он нагнулся к одному из них, чтобы посмотреть на свое отражение, но понял, что это не зеркало — в отражении снежной равнины не было фигуры Чжуан Янь, лишь едва заметные следы. Он оглянулся и увидел, что поле превратилось в бесконечное море белого — следы исчезли. Ло Цзи снова повернулся к зеркалу; теперь оно отражало белизну и стало практически невидимым. Но его руки по-прежнему касались холодной, гладкой поверхности…
Он проснулся на рассвете. В первых лучах зари надгробные памятники показались лежащему на земле Ло Цзи доисторическим Стоунхенджем. Он пылал в лихорадочном жару и одновременно стучал зубами от озноба. Его тело стало фитилем в выгоревшей досуха лампе — и теперь этот фитиль сжигал сам себя. Он знал, что время пришло.
Ло Цзи попробовал встать, опираясь на надгробие Е Вэньцзе, но заметил крохотную движущуюся черную точку. В это время года редко встретишь муравья, но это был он, взбирающийся на камень. Как и его предшественника два века назад, муравья привлекла надпись, и он углубился в изучение таинственных пересекающихся канавок. Пока Отвернувшийся следил за насекомым, душу его терзал последний приступ боли — на этот раз боли за всю жизнь на Земле.
— Если я что-то сделал не так, прошу прощения, — сказал он муравью.
Ло Цзи с усилием поднялся на ноги, трясясь от слабости. Пришлось облокотиться на памятник. Другой рукой он оправил промокшую, заляпанную грязью одежду, пригладил волосы и достал из кармана заряженный пистолет.
А затем повернулся на восток, к полоске зари, и начал последнюю битву между цивилизациями Земли и Трисоляриса.
* * *— Я обращаюсь к Трисолярису, — негромко проговорил Ло Цзи. Он подумал, не повторить ли свои слова, но знал, что его и так услышали.
Ничего не изменилось. Памятники стояли недвижимо в тишине утра. В лужах, как в бесчисленных зеркальцах, отражалось светлеющее небо. Казалось, что планета Земля — это зеркальная сфера, а почва и весь мир на ней — лишь тонкий слой сверху. Потоки дождя кое-где смыли почву и обнажили зеркальную основу.
Этот мир еще не проснулся; он еще не знал, что был теперь фишкой, выложенной на космический игральный стол.
Ло Цзи поднял левую руку. Его запястье охватывал предмет размером с наручные часы.
— Этот датчик следит за состоянием моего здоровья и передает информацию в систему «колыбель». Вы помните Отвернувшегося Рей Диаса; двести лет назад он использовал подобную систему. Сигнал с моего наручного датчика проходит по каналам связи проекта «Снег» и достигает 3614 бомб, размещенных на орбите вокруг Солнца. Чтобы предотвратить детонацию бомб, датчик посылает один пакет данных в секунду. Если я умру, поток сигналов прекратится и все бомбы взорвутся. На орбите возникнут 3614 облаков «пыли». Они окружат Солнце кольцом. Если смотреть с большого расстояния, видимый свет Солнца и другие участки его спектра излучения начнут мерцать. Положение каждой бомбы на орбите подобрано таким образом, чтобы создать сигнал, в котором закодированы три простые звездные карты — я посылал подобные в космос два столетия назад. На каждой карте показаны тридцать звезд, одна из них отмечена особо. Все три карты указывают на звезду в трехмерной системе координат. Но, в отличие от предыдущего послания, этой звездой является Трисолярис, окруженный 29 соседями. Наше Солнце станет галактическим маяком, передающим мое заклинание. Разумеется, позиция Солнца и Земли также будет раскрыта. Потребуется больше года, чтобы принять полное сообщение в любой точке Галактики, но наверняка найдется парочка развитых цивилизаций, которые видят Солнце с разных направлений одновременно. Тогда им понадобится всего лишь несколько дней, а может быть, несколько часов, чтобы собрать все части послания.
Небо светлело, а звезды гасли, будто многочисленные глаза, закрывающиеся один за другим. На востоке разгорался другой глаз, единственный, но огромный. Муравей продолжал карабкаться по памятнику и сейчас исследовал лабиринт, которым для него стало вырезанное в камне имя Е Вэньцзе. Муравьи прожили на Земле сто миллионов лет, прежде чем родился игрок, опирающийся сейчас на памятник. Насекомое не интересовалось происходящим, но сделанная ставка затрагивала и его.
