Вольдемар Грилелави - Игла
Земля. Родная и любимая, к которой стремятся все пилоты и летчики после взлета, моряки после отчаливания от берега. Надежная и твердая опора, которая никогда не подведет, не обманет. В воздухе и славно дышится, чудесно чувствуется и смотрится, а все равно самая желанная мечта — приземлиться. Не зря пилотам желают мягкой посадки. Основной синоним этому слову — жизнь. Даже грубая по авиационной терминологии посадка без последствий считается мягкой, успешной.
— Ура! — закричали Миша и Саша.
— Ура! — кричал и плясал внизу Италмас.
Гриша еще долго пытался выдержать на лице серьезное и озабоченное выражение. Ему хотелось выглядеть строгим и важным командиром, которого весьма огорчили свалившиеся ни их голову обстоятельства. Они требовали тщательного анализа и выяснения причин. Счастливое лицо не способствует адекватному поиску виновных и справедливого наказания таковых, ежели они окажутся в данный момент где-то поблизости. Но предательская довольная счастливая улыбка выдала и его истинное настроение с потрохами. Вот с такими блаженными глупыми улыбками выруливали они на перрон, где встречал их дежурный с флажками.
Однако при выходе из вертолета Гриша уже без посторонней помощи и совершенно добровольно изобразил на своем мужественном лице гневное осуждение. Такие же сердитые лица приодели на свои передние верхние части тела члены экипажа. Они обступили Италмаса и категорически потребовали внятных разъяснений. И поторопили его с ответом, пока они еще в состоянии держать себя в руках, иначе, если сейчас, а особенно Миша и Саша, сильно рассердятся, то даже трудно представить, чего они наделают с техником.
— Честное слово, ребята, я абсолютно не виноват, — оправдывался плаксивым голосом техник. — Это все вовсе и не я. У меня последние два дня вообще отгулы были. А последний ремонт и приемку уже заканчивали без меня. Я же не камикадзе, чтобы вылетать на настолько неисправной технике. У меня все работало исправно.
— А я камикадзе? Да мне как-то по барабану, где ты был в день приемки, и кто наворотил таких ляпов! — сердито тряс за грудки Италмаса Саша. — Я еще зарплату за прошлый месяц получить не успел, а ты меня в гроб? Или ты не ведаешь того, что по закону спартанцев бездетных воинов нельзя убивать. Моя фамилия могла бы заглохнуть с этим двигателем. Ладно, там Миша и Гриша. У них детей, включая своих, уже на несколько фамилий вперед. А я не имел никакого права погибать. Ты своими руками посадил нас в совершенно неисправный вертолет. Это уже преступление не только лишь по отношению ко мне. И теперь за этот подлое покушение на наше драгоценное здоровье изволь держать ответ.
— Предлагаю тяжело и с травматическими последствиями избить, — внес деловое предложение Миша.
— Да я обоими руками голосую за твое предложение, — горячо поддержал Саша.
— Не возражаю, — подытожил итоги разборки Гриша и предложил без промедления приступить к экзекуции.
— Прямо здесь и сейчас, пока пыл не пропал. Вот под этими колесами. А потом завернем в чехлы и торжественно прикопаем на краю аэродрома, — громко проголосовал экипаж.
Техник Италмас максимально низко опустил нижнюю трясущуюся губу, изобразив на своем скорбном лице страдание и раскаяние, и приготовился заплакать. Хотя и понимал бессмысленность и бесполезность оправданий. Заработал, так получи заслуженное физическое замечание и выговора. Но от расправы Италмаса избавил подбежавший диспетчер Адхам, которого интересовали вопросы и причины молчаливого явления вертолета без сообщений и объявлений.
— Что случилось, Гриша? Вас уже давно потеряли и собирались объявлять в розыск. Что хоть передать на базу? У вас все в порядке? Я и не заметил, как вы и откуда появились.
— По всем интересующим вопросам обращаться к нему. Вот к этому ударнику всех пятилеток сразу, который три пятилетки способен выполнить за день. А потом вот такие казусы происходят, — Гриша ткнул пальцем техника в грудь, затем презрительно отвернулся и пошел в сторону их вагончиков, сиротливо стоявших в безлюдном углу аэропорта.
Саша и Миша еще пару секунд постояли в боевой позе палача, страстно желая продолжить начатое внушение. Но без командира чинить расправу уже не хотелось. И сама злость куда-то улетучилась, и боевой пыл поутих. Как же бить, если уже давно простили и забыли. Ничего не оставалось, как плюнуть под ноги и пойти за Гришей.
Все волнения позади, и сильно расстраиваться за происшедшее не имело никакого смысла. Ничего ведь уже не изменишь, а нервные клетки только испортишь. Восстанавливаются они или нет — пока медики и ученые с этим вопросом не определились сами. Зачем в таком случае рисковать? Истинного виновного все равно не найти, а Италмас лучше после побития работать не станет. Даже допустимо, хотя и не реальное, обратное. Еще мелко напакостит от обиды.
У всякой железке есть оправдания. А спросить, где болит, и почему не работает, так не ответит же. Можно конечно рассчитывать на совесть тех, кто обслуживает и ухаживает. Но очень часто встречается тот факт, что у них с совестью бывают проблемы, если не полное ее отсутствие. Да и оправдание всегда найдется. Два часа бесперебойно оно же отработало. А чего вдруг начало разваливаться и ломаться, так у него самого, вертолета этого, и спросите. Прошли те времена, когда архитекторы сами становились под мост. Разумеется, если бы эти два часа на этом вертолете покатать после ремонта всю ремонтную бригаду, что готовила вертолет к вылету, то качество работы многократно возросло бы. Да где же таких смелых набрать-то? Кадровая политика намного усложнилась бы.
Возле вагончиков классически матерился Гриша. Громко и многообразно, с применением максимально знакомых и не совсем известных выражений. Кто-то в их отсутствие не по-хозяйски похозяйничал. Саша и Миша проявили и в этом вопросе максимальную солидарность и присоединились к Гришиному матерному монологу, позволив себе нервную разрядку. Когда после небольшого словесного излияния настроение улучшилось, приступили к наведению порядка. Мели, рубили и копали так, что пыль столбом стояла. Синоптик Лариса по ошибке передала по всем каналам пыльную бурю в районе аэропорта. И диспетчер Адхам да выяснения причины бури закрыл аэропорт для всех бортов.
После уборки пошли в привокзальный ресторанчик, где невкусно и очень дорого пообедали. Обслуживала их официантка Жазира. В замасленном грязном переднике и шлепанцах на босу ногу важно проплывала она между столиков, разнося на подносе в жирных тарелках постный суп и в мутных стаканах жирный компот. Второму блюду имя еще не придумали, но вид и запах на съестное похож не был.
