Вольдемар Грилелави - Игла
Саша в беспокойстве завертелся, заерзал на сиденье и непроизвольно глянул на правую сторону. Он вдруг увидел, как за вертолетом стелется черный шлейф дыма. И ему так показалось, что это вовсе не выхлопная труба коптит. А стало быть, дым имеет иной смысл.
— По-моему, горим, — на удивление всем спокойно произнес Саша по СПУ для всего экипажа.
— Бывает, — равнодушно ответил Гриша, слегка поправив сбившиеся с носа очки.
— Хи-хи-хи! — подвел итог отношения к происходящему Миша, и сильно во весь рот зевнул.
Затем Миша нажал кнопку СПУ, чтобы высказать более подробно свое мнение по поводу черного дыма, но в наушниках подозрительно щелкнуло, свистнуло, треснуло и замолкло. Теперь с технической стороны Миша стал глухим для всего экипажа. Новая неисправность отделила его от всех окружающих. Внезапная глухота вносила в его организм некий дискомфорт. Общаться без СПУ в грохочущем вертолете весьма труднодоступно. Но деваться некуда. Информация требует доведения. Он склонился к Гришиному уху и громко прокричал, стараясь исполнить свой крик громче ревущего и подозрительно стучащего двигателя.
— Отказал регулятор смеси. Ничего страшного, дотянем до аэропорта. Потяни кран останова до откидного упора, но сам упор не тронь, а то, совсем заглохнем. Стук по идеи должен стихнуть. А дыма бояться не стоит. Это излишки бензина хлещут.
Гриша осторожно и четко выполнил все рекомендации бортового механика, но процесс шума и дыма не прекратился. А тут и Саша вспомнил. У него так же наступило просветление в мозгах, и сразу всплыл пунктик из руководства по летной эксплуатации. В частности, касающегося действия экипажа при отказе регулятора смеси.
— Там еще написано, что, если работа не восстановится, то необходимо выключить двигатель, — гордый своими познаниями, прочел он наизусть необходимый параграф и протянул руку к рычагам управления двигателем, чтобы реализовать задуманное и предложенное. Слова с делами не должны расходиться.
— А-а-а? — спросил Миша, по воле техники лишенный нормальной связи с экипажем.
— Прекратить, ничего не трогать! Руки, ноги оторву и в форточку выкину! — взорвался Гриша и двумя руками, как Александр Матросов, прикрыл жизненно важные рычаги. Вертолет вновь, почувствовав свободу, вошел в глубокий правый вираж и круто опустил нос. — Сиди и занимайся своими бумагами. Руками в вертолете без моего личного разрешения чтобы никто ничего не трогал. Ну что это за мода пошла? Чуть что, так сразу у них все надо выключить и перекрыть. Так и норовят последних шансов лишить, без приключений до аэропорта дотянуть. А о последствиях думать за вас кто будет? Пушкин, что ли? Ишь, знаток инструкций выискался! А с математикой как дела, дружишь? Вот и ответь мне на простой вопрос: сколько двигателей у нас, и сколько останется, если один из них заглушить? На барханы с чем садиться будешь?
— Так ведь документы требуют, — пытался оправдаться Саша, виновато пожимая плечами.
— А-а-а? — прокричал Миша, и Саша, громко крича на ухо, объяснил Мише спорный вопрос. Миша занял позицию командира. У двигателя хоть и четырнадцать поршней, но они любят работать коллегиально. А без них летать скучно и неуютно.
Вертолет продолжал медленно и неотвратимо снижаться, словно раненная птица. Ему не хватало сил для продолжения полета, а внизу проплывали барханы и поселки, что совершенно не позволяет произвести вынужденную посадку. Первое не позволяло сесть без пробега, поскольку раненный вертолет неспособен зависать над площадкой, а второе было заполнено строениями и любопытной ребятней. Им-то конечно радостно и весело смотреть на падающий и дымящийся вертолет. Такое раньше они наблюдали лишь в кино. А тут все наяву и вживую. Очень ведь любопытно, чем такое закончится.
— Будем тянуть до аэропорта, — принял решение Гриша и приподнял немного рычаг управления шагом винта, подозрительно и с опаской поглядывая на указатель оборотов. Вертолет замедлил снижение, но обороты незначительно упали.
Саша, во избежание дополнительных глупостей, сидел, сложив руки на коленях, и с надеждой смотрел на приборы.
— Может, тогда дотянем до промышленной базы? — как бы, между прочим, спросил он, не надеясь на ответ. — Все-таки оплата на группу выше. Много теряем.
— А-а-а? — громко прокричал, заглушая рев двигателя, Миша. Ему также хотелось быть в курсе событий.
Саша хотел ответить ему и высказать свои сомнения и сожаления, но тут уже нечто хрустнуло в собственном горле. Ему и так сегодня много пришлось покричать и поволноваться. И по отказавшим радиостанциям, и оглохшему Мише. Этот последний крик оказался роковым. В сердцах Саша махнул рукой и оставил Мишин вопрос без ответа.
Командировка начиналась не совсем удачно. Правда, за годы летной деятельности им не единожды приходилось сталкиваться с неполадками в работе материальной части. Железо имеет глупую привычку ломаться и капризничать. Так зачем в таком случае обижаться на него. Просто всегда и всякий, даже мелкий отказ, вносил в работу огорчения. Они были уверены, что Гриша и сейчас успешно справится с посадкой. Но на устранение неполадок бесполезно пропадут несколько дней. Командировочных, куда экипаж прибыл на заработки.
Италмас беспокойно теребил ногу бортмеханика, требуя и его ввести в курс своих планов и действий. Но Миша ограничился высунутым кулаком с оттопыренным большим пальцем, на международном языке обозначающем, что ситуация под контролем. Тогда Италмас уселся, поплотней на сиденье, и для большей безопасности пристегнулся привязными ремнями. Так, он решил, надежней.
Медленно, но неуклонно приближалась долгожданная асфальтовая полоса аэродрома. С большим волнением следил экипаж за глиссадой снижения, мучаясь в предположениях и догадках, где соприкоснется она с землей, дотянет ли больной вертолет до начала этой спасительной полоски. Но Гриша уверенно руководил большой машиной, рычагами управления направляя ее на ровную твердую поверхность. И уже за несколько секунд до приземления экипаж понимал, что мощность двигателя позволяет дотянуть до асфальта, от чего настроение повысилось, а нервная система успокоилась. И самого момента посадки уже ждали, как чего-то должного и привычного. Страшное позади.
Так оно и случилось. Вертолет на скорости подкрался к краю полосы, мягко коснулся асфальта задними основными колесами, затем грубовато передними, по инерции пробежал несколько метров и замер.
Земля. Родная и любимая, к которой стремятся все пилоты и летчики после взлета, моряки после отчаливания от берега. Надежная и твердая опора, которая никогда не подведет, не обманет. В воздухе и славно дышится, чудесно чувствуется и смотрится, а все равно самая желанная мечта — приземлиться. Не зря пилотам желают мягкой посадки. Основной синоним этому слову — жизнь. Даже грубая по авиационной терминологии посадка без последствий считается мягкой, успешной.
