Татьяна Гнедина - Беглец с чужим временем
Они ехали рядом на одной скорости. Теперь езда не требовала особых усилий. На постоянной скорости педали вертелись легко, а тело как будто стало легче. Рауль ни о чем не спрашивал. Сужающиеся дома и кварталы быстро мелькали мимо, мало отличаясь друг от друга. На обочине тротуара стоял неправдоподобно худой человек; за ним виднелось окно, узкое, как щель.
"Что же это со мной происходит? И чем же все это кончится?" - подумал Рауль.
Открыв расшатанную калитку, профессор Айкельсон покатил свой велосипед по дорожке, ведущей к дому. Рауль последовал за ним. У двери они поставили велосипеды. Наверху кто-то распевал песенку.
- Дочь! - кратко сообщил профессор. - Со вчерашнего дня мы - чужие. Она отказалась заниматься физикой.
- Простите, профессор, я хотел бы перед тем, как войти в ваш дом, просить вас никому не говорить обо мне.
- Надеюсь, вы ничего не украли?
- Нет, профессор, я не сделал ничего худого.
- Погодите, я поговорю с дочерью.
Айкельсон вошел в дом. Пение прекратилось. Потом послышались восхищенные возгласы, торопливый топот по лестнице, и перед Раулем предстала высокая девушка с рыжей кошкой на руках.
- Это вы... художник? - спросила она.
Рауль наклонил голову, ожидая, что "дама" подаст ему руку. Но "дама" покраснела и, сбросив с рук кошку, бросилась по витой деревянной лестнице наверх.
- Девица без возраста! - вздохнул отец. - После смерти матери ездила со мной в экспрессах с замедленным временем.
Рауль ошеломленно молчал.
- Она рисует, - продолжал профессор. - Может быть, если у вас найдется время...
Рауль заметил на стенах прескверные акварели. На всех была подпись: Анна-Мари.
Тем временем девушка снова появилась. Она стояла на верхней площадке лестницы в очень длинном платье, с огромной брошкой на груди.
- Прошу вас, господин Клемперт, располагайтесь без стеснения в нашем доме. Ваша комната на втором этаже, - важно проговорила она.
Старик усмехнулся.
- Давай обедать, - сказал он.
По-видимому, между отцом и дочерью было заключено перемирие.
Рауль поднялся наверх и вошел в отведенную ему комнату. Кувшин с водой и фаянсовый таз, расписанный незабудками. Кровать, покрытая клетчатым пледом. Этюдник с красками. На полу груда учебников. Очевидно, хозяйка считает, что теперь с ними покончено.
В дверь постучали.
- Извините.
Анна-Мари вошла и забрала книги и этюдник.
- Это книги по физике? - спросил Рауль.
- Да. Расчет зависимости времени, массы и размеров от скорости. Превращение массы в энергию. Скука!
Клемперт не желал выглядеть дураком. Не спрашивать же сейчас эту девушку о местных чудесах, которые, может быть, ей представляются такими же привычными, как у нас законы Ньютона!
- Не хочу вас беспокоить, - сказала Анна-Мари.
Но Рауль понял: беспокоить его она будет. Зацепившись длинным платьем за крюк двери, девушка рассыпала книги. Рауль подобрал их и помог донести до библиотеки. Там тоже висели картины кисти молодой хозяйки. Работы были безграмотны и банальны. Клемперт не выносил дамской мазни,. Он хладнокровно обвел взглядом стены и спросил:
- Я вам больше не нужен?
Анна-Мари покраснела. Раулю стало ее жаль.
- Зря вы бросили физику, - сказал он. - Я вот ничего в ней не понимаю. Был у меня раньше друг, он мне многое объяснял...
Рауль спохватился. Как странно, что он снова назвал Лео своим другом. А ведь они так давно разошлись.
- Был? А где он теперь?
- Не знаю.
Рауль вернулся в свою комнату и подошел к открытому в сад окну. Свобода! Под окном шелестели огромными листьями каштаны. В зелени жасминов прятались маленькие фигурки гномов, обычные для пригородных коттеджей. Но все же: как понять эти странные разговоры о поездах, отъезжающих в иное время? О тяжелеющих лодках? Наконец, где находится город Гаммельн, в котором все это происходит?
Рауль смотрел из окна на старомодный садик профессора Айкельсона и терялся в догадках.
ТРАССЕН НАНИМАЕТСЯ ПОВАРОМ
Между тем Трассен продолжал бродить по городу, хотя ему было совершенно необходимо немедленно найти способ добывать себе средства к существованию. Трассен находился в растерянности. Немецкий город Гаммельн был для него полнейшей загадкой. Так называемый "центр" сверкал никелированными особняками с паровозными трубами и колесами в палисадниках. В кварталах часовщиков в магазинах торговали какими-то удивительными часами. На каждой улице было по нескольку часовых мастерских. Трассен вышел к огромной привокзальной площади. Около голубого здания вокзала шумела толпа. Он смотрел на отъезжающих, не замечая в них ничего особенного. Они были точно такими же, как любые железнодорожные пассажиры, путешествующие в германском государстве. И хотя Трассен уже навидался чудес в Гаммельне, он не осмелился предположить, что здесь используется замедление времени! А между тем именно так и обстояло дело в этом "городке относительности, где даже скорость железнодорожного экспресса оказывается "околосветовой".
Мимо Трассена прошла группа туристов с добротными кожаными чемоданами. Это была компания мужчин среднего возраста, одетых в немецкие национальные костюмы: шляпы с перьями и кожаные штаны до колен. Поставив чемоданы, туристы обняли-друг друга за плечи и, образовав тесный кружок, бодро задвигались в танце, притопывая голыми волосатыми ногами, обутыми в ботинки на толстой подошве.
- Тирли-мирли - эй, юхей! - подхватывали они. Через несколько часов будут мчаться в волшебных вагонах с околосветовой скоростью. А через несколько дней - юхей! - их кредиторы и дебелые жены останутся в другом времени. Потому что - тирли! - для туристов пройдет всего лишь несколько дней, а для кредиторов, жен и домочадцев - несколько лет. И оставшиеся в городе Гаммельн их ровесники - юхей! - бесспорно, постареют гораздо больше, чем они. Трассен не знал, что - тирли-мирли! - здесь используется замедление времени. А между тем именно так и обстояло дело в этом "городке относительности", где местная скорость света была так мала, что даже скорость обыкновенного железнодорожного экспресса оказалась "околосвстовой".
Раздался гудок, и вокзальная площадь опустела. Ушли бойкие спекулянты, торговавшие какими-то вещами не по сезону. На дворе стоял июнь, но отъезжающие почему-то покупали меха. Трассен прошел на перрон и увидел, что вокруг человека, одетого в черную железнодорожную форму, стоявшего у паровоза, образовался почтительный круг.
- Машинист, - прошептал кто-то рядом с Трассеном.
Какая-то женщина что-то говорила машинисту с умоляющим видом. Для Трассена эта сцена была загадочной. О всесильной власти машиниста он еще ничего не знал. Бывший ассистент кафедры физики не предполагал, что управлять человеческой молодостью можно с помощью обыкновенных железнодорожных тормозов.
