Киони Сэндзё - Последнее лето в Ильзенге
Легонько толкнув ее пальцем, он услышал характерный скрип несмазанных петель.
- Э-эй! - окликнула его Дебора. - Ты где застрял?
Юная актриса недовольно высунула нос из кухни, держа на весу руки, измазанные майонезом, но при виде действий Отона округлила глаза.
- Ты чего? Закрой сейчас же!
- А что, внутри скрывается какая-нибудь страшная тайна? - пошутил Отон.
Девушка вздрогнула и ответила, понизив голос:
- Не знаю. Сколько помню, ни разу не видела, чтобы ее отпирали, входили внутрь или выходили наружу. Но Эрнё каждое утро перед сном дергает снаружи за ручку, чтобы удостовериться, что дверь закрыта.
Внимательно выслушав, Отон решительным толчком разобрался с предметом интереса. Через проем они двое разглядели узкие ступеньки, уводящие круто вверх, мелкий сор и смутные тени на них.
- Пойдешь со мной? - вполголоса спросил молодой человек. Актриса поежилась и затрясла головой.
- Пойми меня правильно. Ты - гость, которому дозволено больше, чем нам, ты всегда можешь сослаться на свое невежество... Если пойдешь, я тебя, конечно, дождусь, - добавила Дебора, заметив его колебания. - Только поосторожнее там, ладно? Я слышала, прежде вдоль стены третьего этажа шла узкая галерея, но потом ее зачем-то заколотили, и никому не известна нынешняя степень ее сохранности...
Отон дважды прошел пустую галерею из конца в конец. Отсюда было слышно, как голуби, воркуя, топчутся по кровельному железу, беспрерывно бомбардируемому солнцем, а воздух оседал в легких шариками пыли, тяжелыми, словно свинец. По мере приближения к тупику ступеньки под ногами постепенно уплощались, из щелей в низком потолке, где болтались брошенные осиные гнезда, падали вертикальные, острые как бритва золотые лучи. Пахло сосновой смолой, искорками поблескивающей на стенах, и совсем чуть-чуть - ржавчиной от шляпок гвоздей, кое-как скрепляющих рассохшиеся доски. Упершись в тупик едва ли не носом, Бендик-младший почувствовал разочарование: тайна витала вокруг, но медлила со своим появлением. Он со вздохом оперся о стену, и неожиданно изнутри до него долетел тихий стрекот. От перегородки по ногам засквозило. Бендик-младший присел на корточки перед стенкой, осторожно ощупал ее руками и обнаружил то, о чем уже догадался, - это была раздвижная панель, позволяющая проникнуть в следующее помещение.
- Не такие уж вы хорошие конспираторы, господа вампиры, - пробормотал он, смакуя открытие; попробовал в одном месте, нажал в другом, и перегородка на пару сантиметров отъехала в сторону. Молодой человек взглянул в открывшуюся боковую щель: внутри было сумрачно и прохладно, что-то тускло отсвечивало в полумраке - и ни движения, ни звука, только уже знакомое ритмичное пощелкивание сделалось ближе и отчетливей. Послушав с полминуты, юноша решился и налег на панель всем телом. Последнее было излишне - она сдвинулась на удивление легко, издав единственный слабый шорох, какой бывает от трения двух деревяшек.
Впоследствии Отон, сколько ни пытался, не сумел восстановить точный ход событий, начало которым положило его появление на пороге потайной комнаты. Сам он разделял свои впечатления на две категории: то, что могло быть взаправду, и то, что, скорее всего, примерещилось, хотя, даже будучи владельцем галлюцинаций, он не был в состоянии объяснить их причину и смысл. Он обратил внимание на светильник с десятью холодными оплывшими свечами, на булавки, торчащие из порога и стен и загнанные туда явно специально, на бумажный хлам в скругленных углах, на трещотки под потолком, приводимые в движение беспорядочным сквозняком. В воздухе витал аромат воска и запустения.
Его глаза, привыкнув к полумраку, задержались на предмете, расположенном напротив входа, - то было старинное зеркало в массивной позеленевшей оправе, которое, к его удивлению, вращалось вертикально вокруг своей оси. Оттуда-то, из зеркала, ему навстречу и вышел человек. В первый момент Отона потрясло поразительное, прямо-таки сверхъестественное сходство незнакомца с мейстером у него были лицо, сложение и повадки хозяина, вот только глаза, кожа и короткие волнистые локоны выглядели вдвое темней, чем у Эрнё, словно негатив мейстера сошел со своего законного места на фотопленке; а взгляд исподлобья, пристальный, предельно сосредоточенный, окончательно разрушил иллюзию, оставшуюся от первого впечатления: вампиру хватило бы беглого осмотра, чтобы правильно оценить смертного.
Незнакомец с Отоном шагнули навстречу друг другу, и юноша распознал на чужом лице собственное выражение: вздернутые брови, приоткрытый рот, проблеск понимания, сменившийся подозрительностью и смутной обидой. За спиной негатива маячила отброшенная зеркальной поверхностью голова Бендика; на миг ему почудилось, что головы - обе неподвижные той застылостью, которую дает стекло, - поменялись местами.
Заметив на лице незнакомца смущение, Бендик не выдержал и поспешно отвел глаза: это были его смущение и раздражительность, с точностью воспроизведенные в другом.
Пол под его ногами дрогнул. Маленький незнакомец сделал несколько непонятных жестов руками, отступил к зеркалу и выжидательно поглядел на юношу. Послышался долгий протяжный скрип, кусочки штукатурки с шелестом посыпались с потолка на пол, но никакого потолка юноша наверху не увидел. Стены, наклонно уходящие ввысь, перекрывала густая синева безоблачного ночного неба, стянутого сеткой знакомых созвездий, хорошо различимых даже с такой головокружительной высоты. Отон почувствовал, что падает, цепенеет, и руки незнакомца, на удивление сильные, несмотря на худобу и тонкость, поддерживают его. Негатив мейстера почти насильно заставил Бендика взглянуть назад: место виденной галереи теперь занимало узкое окно, доходящее почти до самого пола, с распахнутой настежь светлой и удобной рамой, к которой от земли поднимались мелкие бархатисто-синие розы. Там, снаружи, по-прежнему нещадно жарило солнце, отбрасывая тени, напоминающие о течении времени вообще и о времени полдника в частности. Подталкиваемый в спину, юноша как во сне перешагнул через подоконник, и его "я" растворилось в хитросплетениях сада. В таком же блаженном неведении растворилась его память о возвращении домой.
Весь остаток дня он старался улучить момент для разговора с канцлером наедине - намеренно держался к Эрику поближе, невзирая на многозначительные взгляды Деборы и недоумевающие - Клары. Однако удобного случая так и не представилось: Эрик с наслаждением плавал, со вкусом ел, нужды удалиться от общества, кажется, не испытывал и благостно отмалчивался, так что к вечеру Отон потерял всякую надежду. Толику нужных сведений, как водится, он получил чисто случайно, когда солнце уже спряталось за верхушки высоких кустов и довольные апостолы засобирались обратно.
