Алексей Свиридов - Человек с железного острова
На экране горит следующая живописная картинка: вокруг нас стоят в три кольца мрачного вида вахлаки. Вахлак – он и просто-то существо малосимпатичное, а когда он еще и мрачный, то просто страшно. Волосы в черный цвет крашены, на каждом – черные же фартук-щит кожаный и штаны на помочах. В одной руке копье и в другой руке копье, словом, гвардия. Черный цвет волос – это на Хребте боевая раскраска, и здесь, надо полагать, тоже, хотя про народ Орогоччу у нас мало что известно. Стоим. Потом Сергей говорит:
– Попробую-ка еще раз, может, не расчухали? – и дает короткую очередь, снарядов в шесть, над головами. Снаряды уходят вдаль и красиво рвутся на противоположном склоне, вздымая в воздух ошметки кустов и осколки камней. Шеренги стоят, не дрогнув, даже выражения интереса не проявляя. Пьеро трогает с места и со скоростью средней резвости божьей коровки идет к вахлакам, опять же не дрогнувшим, пока они не упираются копьями в лобовой щит. Теперь их рожи заполняют весь экран. Мерзкие рожи, честно скажу. Пьеро тормозит и замечает:
– Похоже они так стоять и будут. А давить их мне не хочется, раз, и не положено, два. Подождать, наверное, лучше.
– А сколько ждать? – это Сергей из башни. – Месяц, день, год?
Серчо обращается по трансляции:
– Чисимет Гишевич, ты вахлаковский язык знаешь лучше, чем Знахарь? – тот без лишних разговоров сразу лезет на ЦП, для чего совершается сложная комбинация перемещений, в результате которой он у экрана, а я снова на своей койке и в стеклоблок гляжу. Мне б сейчас на А-картинку глянуть, хотя и так ясно: чтобы вот так стоять, нужно нас всей душой как врагов ненавидеть, как врагов, чья погибель своей жизни дороже. После этой мысли я себя поправляю: не нас, а «его», наш танк они наверняка воспринимают как единое существо, а не курятник на колесах.
Раздается голос Чисимета – он говорит на внешние динамики, а Знахарь переводит для нас:
– Кто вы такие и что вам нужно?
В боковом ряду, который я вижу, небольшое шевеление, головы поворачиваются, как бы ищут, кто, мол, будет говорить. Наконец раздается ответ – динамик мне его чуть ли не в ухо выплескивает, а перевод где-то на заднем плане.
– Мы – воины Орогоччу, и хотим закрыть тебе путь в наши земли. Мы умеем воевать и с драконами, и с – тут какое-то неясное слово проскакивает, типа «курпури» или «корпури» – так и с тобою тоже справимся. Уходи от нас в свою пустыню, все!
После этого в переговорах наступает пауза. На ЦП идет совещание – то ли и вправду сыграть роль этакого добродушного бегемотика, который ползет по своим делам, никого не обижая, то ли разъяснить этим героям, что речь идет не о «нем», а о «них». Вариант с бегемотиком отвергается главным образом потому, что при нем снова в закупорке сидеть. Задача объяснить, что к чему, возлагается на Знахаря, Чисимет в своем пристенном наряде на это не годится. Знахарь берет микрофон и говорит:
– Воины Орогоччу! Перед вами не зверь из пустыни, и даже вообще не зверь. Это просто коробка на колесах, сделанная из железа и дерева людьми, на железном острове живущими. Сейчас я, один из людей, в этой коробке сидящих, вылезу, чтобы говорить глаза в глаза, вылезу без оружия, поэтому кидать в меня копьем или чем иным убийственным пожалуйста не надо.
Затем с кислой миной на лице Знахарь открывает люк и лезет вверх. Да, неправ я был, когда его трусом считал. Он не просто трус, он смелый трус. Гримаса гримасой, а лезет быстро. После небольшой заминки снаружи слышны пространные уверения в совершеннейшем к вам почтении, а затем такая дипломатия, что у кого как, а у меня мозги набекрень встали. Идет торговля, кто кому сильней не доверяет. На экране ЦП хорошо виден говорящий от имени героев – такой же вахлак, как и прочие, никаких знаков различия на плечах и корон на голове. Видимо, он тоже к парламентским периодам непривычен, так как уже через полчаса блужданий вокруг да около ставит ультиматум: либо мы сажаем к себе внутрь и на крышу столько воинов, сколько поместится, и следуем куда покажут, либо бой до победного конца. Знахарь с понятным любопытством спрашивает: «А куда скажут поедем – куда приедем?» Ответ выражен явно не в духе рыцарских романов, но что-то знакомое в нем есть:
– Там разберутся. Куда надо, туда и приедем.
Прежде, чем дать согласие на оккупацию, Серчо издает приказ:
– Дрон, возьми пистолет, наушник с микрофоном и в клозет, быстро! Шторку задерни.
Решение, что и говорить, мудрое и логичное, но у всех на лицах ухмылки появляются, даже Чисимет хихикнул – он с этим устройством во время хода по пустыне уже ознакомился. Знахарь по приказу снизу объявляет «миру – да, нет – войне», и через все люки к нам лезут вахлаки, а предводитель опять в толпе затерялся. Сергея из башни прогоняют – запомнили, откуда пушка била, а в жилотсеке немая сцена – вахлаки на Чисимета смотрят, пристенниковская обмундировка им явно что-то нехорошее напоминает, и из этого я делаю заключение, что экскурсии на Красный хребет по меньшей мере до Приозерья на Орогоччу достаточно часты. Изгнанный с рабочего места Сергей предлагает:
– Чем так тут в тесноте сидеть – пойдем-ка на крышу! Эти стенки за пустыню мне во как надоели!
Как он говорить начал – так на горло короткое копье нацелилось, затем снова опустилось. Возражений нет, и все наши, кроме Серчо, который за рычагами, и Дрона – он мышью сидит за шторкой – лезут наверх и устраиваются на крыше.
Идет движение «куда скажут». В общем-то, направление не сильно изменилось, но теперь мы все сильнее и сильнее забираем в сторону гор. Та часть вахлаков, которая не поместилась у нас внутри или на крыше, следует сзади, все больше и больше отставая, но никого из пассажиров это не волнует. Потихоньку вечереет, солнце опускается все ниже и ниже, а места вокруг выглядят все более и более обжитыми: то тропку пересечем, то загон-скотобаза мелькнет вдали, а то и одинокие жилища вахлаковские – груда камней как если трубу пополам разрезать да наземь положить, а чем скреплены они – неизвестно. Наконец – уже совсем темно вокруг стало – мы подкатываем к крепости, вернее, укрепленному поселку – с десяток каменных редутов, расставленных по какой-то сложной системе, и на крыше каждого по воину с факелом в руках торчит; видимо, здесь и будут с нами разбираться. Сергей по этому поводу говорит, что «если это снова демократическая республика, то я буду смеяться».
Ссаживают нас, и под вежливым конвоем ведут в один из бастионов, причем все в гробовом молчании. Наше место заключения – надеюсь, только предварительного – довольно тесный каземат с узким окном, рядом в щель между камнями факел воткнут. Узкая же дверь, которую за нами, судя по звукам, заперли на два засова. У одной стены – вода в бачке и кружка глиняная, у другой – куча травы, веток мелких, листьев и вообще подстилка. По полу поперек проходит канавка, и в ней вода журчит, судя по запаху – канализация. Пьеро без лишних слов залегает на кучу и закрывает глаза. Больше его примеру не следует никто – и правильно, потому что через полчаса грохочут засовы, скрипят двери, и свет нашего уже почти погасшего факела высвечивает пятерых вахлаков уже не с копьями, а с мечами, и волосы у них синие. Это означает вроде как полное кому-то подчинение, так Знахарь говорит, и уверяет, что на Красном синеволосых не очень уважают, но боятся безмерно даже сами вахлаки. Один из них на общем языке объявляет, что нас ожидают. Серчо просит оставить здесь Пьеро с Сергеем – с прошлой ночи не спали. Просьба отклоняется – на нас хотят посмотреть на всех.
