Вадим Каплун - Шпоры для лабы
Бой закончился. Поредевшая цепочка киберов с лязгом скрылась в лесу, пальба из ракетоплана прекратилась. Один из киберов, отделившись от общего строя, подбежал ко мне. Я не сопротивлялся. Меня вытащили из ямы, поставили на ноги и подтолкнули к машине. Там стоял измазанный зеленью, ободранный и озверелый, старый знакомец - "офицер охраны".
- Ну что, скотина? - начал он, но узнав, осекся. - А-а-а, это ты... Везунок! Не связались бы со мной по фону, не сказали бы, чтоб спасал и ты бы уже... Не понимаю! То не спасай тебя, то спасай. Руководителей развелось!
Он с досадой плюнул на ракетоплан и повернулся к лесу.
- А кто руководители-то? - отряхивая колени, спросил я.
Он не ответил.
- А эти милые молодые люди?
- Островитяне. Подонки всякие, - ответил "офицер охраны". - Охотники за чужими пропусками. Хотят, понимаешь, себе бессрочный рай устроить.
Он подошел к бородатому и ногой перевернул его. На спине бармена чернело огромное выжженное пятно.
- Жизнерадостный народ, - отвернувшись, сказал я. - Жизнелюбивый. И отдыхает, кто во что горазд. Водные игры обожает.
Я рассказал "офицеру" о происшедшем на пляже. Реакции не последовало.
- Значит, утопили, - рассеянно сказал он. - Пропуска у них были, не заметил?
- Вроде.
- Тогда не наше дело. Их право, на то и Остров, - он помолчал, а потом вдруг добавил: - Пассаж!
- А-а-а... - только и ответил я.
Мы помолчали, прислушиваясь. Из леса раздавался отдаленный треск.
- Опять всех не возьмем, - процедил "офицер". - Попрячутся. Хорошо хоть троих выбили. Дерьмо! Жечь их надо...
Он еще раз плюнул и энергично выругался. Но мне показалось, в глазах промелькнула безнадежная, унылая зависть. Впрочем, возможно, почудилось, он стоял в профиль.
Площадь Пяти Фонтанов была солнечной, нарядной, хотя и несколько замусоренной. По краям, под деревьями - лавочки, павильончики, автоматические ларьки и киоски, а на другой стороне, за фонтанами одноэтажные белые домики.
Фонтаны впечатляли. Четыре, по углам площади - скромные работящие фонтаны, без затей. Зато центральный! Толстая струя, подхваченная мощными гравиторами, уходила вертикально вверх и исчезала в небе. Там, на километровой высоте она рассыпалась и невидимыми брызгами оседала на Остров, рождая сочную радугу.
Рядом с фонтаном на высоком постаменте стоял Цепеж. Сияющее облако брызг окутывало терролитовое тело. Цепеж был точно таким же как в городе на центральной площади. Стоял, заложив руки за спину и сощурясь, смотрел поверх голов вдаль. Он стоял здесь по праву. Современные кибернетисты многим ему обязаны. Цепеж успел многое, еще там, на Земле. Другие учились на его ошибках, но чаще на его успехах и по его учебникам. Два века назад на Южном Побережье высилась лаборатория - огромное белое здание. Там он работал, жил и там же исчез. Можно лишь гадать как далеко шагнула бы наука, закончи он Теорию Непосредственных обратных Связей. Нечто фундаментальное в систематике. Прямая связь и управление киберами на уровне подсознания. Ученые до сих пор не разберутся.
На постаменте я заметил надпись. У ног Великого Системщика светящимися буквами было выплавлено: "Тому, кто сделал нас такими, какие мы есть." Корявая фраза. На благодарность от киберов похоже. А в самом деле, "нас" - это кого? И какими, кстати, "такими" он их сделал?
Чуть в стороне от надписи было еще что-то. Я присмотрелся.
Кто-то буйствовал здесь в умоисступлении. Долбил сверхпрочный терролит, жег разрядником, малевал на постаменте несмываемой краской, которую потом все равно смывали. Не до конца, правда. Я смог разобрать надписи и поразился. Черные слова, проклятия, написанные от души, форсажные ругательства и гнусные рисунки.
Я стоял, застыв, хотя после разговора с островитянином, казалось, ничто уже не могло удивить. Это же был Цепеж! Не кто-нибудь, а Великий Системщик - гордость планеты.
Я поднял глаза и тогда заметил то, что не разобрал вначале. На Цепеже тоже были рисунки несмываемой краской. На разных местах. Я отвернулся. Мне стало не по себе.
Повернувшись, я осторожно зашагал по скользким пластиковым плиткам вдоль площади. Происшествие с островитянами сбило с меня спесь и я стал внимателен. Арнольд сидел в глубине павильончика, спиной к стене из широких матерчатых полос. Он мог наблюдать всю площадь, а при необходимости - улизнуть через заднюю стену.
Помахав рукой, я зашел в павильон.
- Где Яна? - спросил я, усаживаясь за столик. - Ни на минуту девушку с тобой оставить нельзя.
- Ка-а-акой ты, брат, ревнивый, - протянул Арнольд. - У тебя случаем в роду мавров не было?
- А как же! Сорок тысяч предков, и все мавры!
- Тогда сдаюсь, - Арнольд поднял руки. - Яна пошла узнать, где мы поселимся. Скоро придет. Девочка - подарок, а?
Арнольд подмигнул. Я усмехнулся.
- Кстати, - сказал я. - Что за странная надпись на памятнике? Кого это он сделал "такими"?
- Разве не в курсе? - Арнольд прищурился. - Лабиане... Мы многим ему обязаны.
Я хмыкнул. "Мы - лабиане." Ничего, сейчас я тебя раскручу!
- Решил я тут Яне подарок сделать, - небрежно сказал я. - Как думаешь, она красивые безделушки любит? Браслеты, цепочки, медальончики...
Арнольд задумчиво взял коробку с тоником, отхлебнул, кинул в рот ягоду.
- Правда, хорошую вещицу на Лабе не найдешь, - продолжал я. Мастеров нет. Вот на Радости забавные штучки делают, - Арнольд по-прежнему молчал и я двинул напролом. - Надо попробовать гемолит достать. Говорят, камень редкой красоты...
Я достал медальон и покачал на шнурке перед носом "агробиолога".
- Говорят, - как автомат повторил Арнольд. Он казался ошеломленным и безобидным. Я возгордился и чуть не попался. Бустер резко поднял на меня расширенные глаза и подался вперед.
Мир затянуло серой пеленой, исчезли звуки и запахи, остались черные дыры зрачков, затягивающие меня быстрее и быстрее. Я старался вырваться из этой пустоты, не мог и продолжал скользить. Меня уже не было в павильоне. Меня не было нигде. Но краем сознания я еще воспринимал приказ, настойчиво втискиваемый в мозг: "Забудь! Забудь Медальон. Оставь! Оставь подозрения. Друг! Я твой лучший друг. Я не только твой друг, но и..."
Мгновение, и воля, растянутая пружиной, начнет рваться. Но не зря мучили нас в Школе семинарами по спик-тренингу. Закрепившись на Медальоне, и осторожно, как учили, я принялся крепить витки пружины. Намертво сращивал, заваривал, заливал супоксидом, пока хлипкая пружина не превратилась в гулкую терролитовую трубу. Получилось! Поставил я блок, сумел! Отпустило, стало легче. Я начал разбирать монотонный бубнеж наших голосов и увидел перекошенное лицо Арнольда, крупную каплю пота на кончике его носа.
