Виталий Каплан - Юг там, где солнце
- У нас вообще народ душевный, - ласково закивала бабушка. - Не знаю уж, как у вас в столицах, а у нас всё попросту. С открытым сердцем.
- Ну, наверное, не так уж всё просто? - хмыкнул я, автоматически крутя в пальцах чайную ложечку. - Бывают, наверно, и кое-какие сложности. Не случайно же сигналили в Управление? Не шутки же шутили, надо полагать?
- Нет, я и говорю, - бойко откликнулась старуха. - Душевный народ, но и то дело, что всякие случаи нет-нет, да и бывают.
- Так что же стряслось в городе Барсове, что столичных работников с места срывают, да ещё в разгар отпуска? - приврал я невзначай. В нашем деле оно иногда полезно.
- Да есть тут такое... Уж не знаю, как и сказать, - подобралась вдруг бабка и неуловимо как-то осерьёзнилась. - Я, может, чего и сама не понимаю, может, зря и шум подняла, прости Господи меня, грешную. Женщина я простая, образования семь классов, всю жизнь работаю, сама себя кормлю. Муж, покойник, тоже от дела не бегал, слесарил Василий Палыч мой, неплохие деньги зарабатывал, было время. Сейчас-то не то, пенсия маленькая, одно слово, огород выручает, но уж и потрудиться приходится, а сердце никуда не годится, и радикулит опять же...
- Елена Кузьминична, давайте про ваш радикулит в другой раз как-нибудь, ближе к делу давайте, - напомнил я увлёкшейся своими болезнями бабке.
- Вот и я про то же, - ничуть не смутилась та, - это просто к слову, чтобы, значит, если я чего напутала, с вашей стороны обиды на меня не было. Ну, в общем, не чисто у нас кое-где. Есть тут один такой... Видать, с бесами знается, - понизила она вдруг голос. - Он мастак гадать на потерянное. Как чего случилось, к нему идут, он там в сарае что-то делает такое - и ясно становится, где искать. Ну, не задаром, само собой.
- Интересно, - зевнул я, откровенно поглядывая на часы. - И это всё, что вы можете нам сообщить?
- Нет, я, понятное дело, с подробностями, - с достоинством откликнулась старушка. - Я ж их семью давным-давно знаю, мы с Веркиной матерью ещё в школе вместе учились, да и потом на суконном комбинате сколько лет оттрубили...
- Конкретнее, - попросил я. - Без лишних деталей. Итак, имя гадальщика?
- Да Мишка же это, пострел, Веркин сын, - зачастила бабуся. - Он, значит, и ворожит, а Верка-то к нему людей с их просьбами и приводит, и деньги с их берёт.
- Что? - поперхнувшись чаем, спросил я. - Сколько же ему лет, этому Мишке?
- Да тринадцать весной вроде как было, он же в тот самый год родился, когда старик мой, Василий Палыч, на пенсию вышел.
- Вы хотите сказать, что гадатель - ребёнок? - подался я вперёд. - Вы уверены в этом? Может, всё-таки мать?
Ну вот, только этого ещё не хватало. Я им что, детская комната? Впрочем, бабка могла и напутать.
- Я пока что ещё кое-что понимаю, - малость обиделась Кузьминична. - Не такая уж и старая я. Что знаю, то и говорю. Он, Мишка, гадает. Уже полтора года как. Да полгорода об этом знает, молчат только, кому охота связываться?
- Это с кем, с нами, что ли? - уточнил я. - С Управлением?
Старуха кивнула.
- Ну, а как же тогда объясняется ваша сознательность? Полтора года молчали - и вдруг сигнал! Да ещё прямо в Столицу, нет чтобы в родную Барсовскую контору... Одна загадка на другой, Елена Кузьминична.
Это я сглупил, конечно. Сейчас начнёт святую бдительность имитировать, а мне придётся слушать и кивать. Между прочим, кто её, бабушку, знает - может, вслед мне ещё и просигналит - присылают всяких пацанов-поручиков, по всему видать, неблагочестиво настроенных.
- Да уж вышло так, сынок, - огорчённо сообщила Кузьминична. Жалко Верку-то было. Дело же такое, без мужа, с двумя детями-то... Все-таки какое-никакое, а подспорье им. Вот я, глупая, и молчала, а на душе тяжесть. Я ж не где-нибудь, в храме Божием сейчас работаю, убираюсь тама. Трудно, сынок, перед иконой стоять, когда про такие дела скрываешь. Отец Николай, настоятель, верно говорит - сатана нас на что хошь ловит, хошь бы и на жалость. Стыдно мне стало. Я ж про эти вещи много чего слыхала. Сегодня гаданья, завтра, глядишь, ещё какая пакость, а там и жертвы... Вот и написала. А что прямо в Столицу - боязно мне в местную контору-то. У нас городок-то, сам видишь, маленький, все друг другу знакомы. Разговоры пойдут, а кому это надо? Ты-то ладно, из Столицы приехал, здесь никто тебя не знает, разберёшься по-тихому.
- Ладно, с этим ясно, - кивнул я. - Давайте, Елена Кузьминична, ближе к делу. Итак, полтора года вы молчали, потом, стало быть, совесть заела. Это хорошо, женщина вы, надо понимать, благочестивая. Но что конкретно вы можете об этом мальчике, Мишке, рассказать?
- Да что о нём сказать-то, - закатила глаза Кузьминична. - Сорванец, конечно, как все наши ребятишки. Кроме как в смысле гаданий этих, ничего такого особенного в нём и нету. Верке по хозяйству помогает, та его в строгости держит.
- Кроме гаданий, значит, ничего отметить не можете? Какиенибудь необычные болезни, приступы там, знаете ли, припадки... Друзья, может, какие-нибудь странные? А, Елена Кузьминична?
- Да нет же, врать не буду - ничего такого нет. Жалко мальчонку, не будь этих гаданий - всё бы с ним хорошо.
- А как они, гадания, происходят?
- Да откуда ж я знаю, - фыркнула бабка. - Этого никто не видел, кроме тех, что ходят к нему. Он с ними в сарае запирается, ну, говорят, там что-то бывает...
- Интересное кино. И как же они узнают про Мишку? От кого?
- Да почти все знают. Просто не болтают люди про это, а так... Я и сама уж не упомню, от кого слышала... - очень уж гладенько заюлила Кузьминична. - В общем, если кто хочет для себя его гаданий, надо к Верке, матери Мишкиной, прийти. Лучше вечером, когда она дома. Только не с улицы принято ходить, а с пустыря, как раз через огород ихний. Спросить, значит, Веру Матвеевну. Сказать, что с приветом от Матвея Андреича и со своей просьбой. Ну и это... конвертик ей пихнуть, с бумажками-то. А дальше, говорят, она уж всё устроит.
- Если не секрет, кто такой Матвей Андреич? - ехидно поинтересовался я, прекрасно понимая, что с тем же успехом здесь мог бы фигурировать и князь Ольдгаст Хмурый, и футболист Гайдуков. Хотя любой практикующий оккультист, если уж не совсем дурень, будет менять пароль хотя бы ежемесячно. А здесь, выходит, провинциальная наивность... Правда, старуха может быть и не в курсе свежеиспеченных новостей.
- А папаша это её покойный, Матвей Андреич, - охотно принялась развивать тему бабка. - Лет двадцать как преставился, бедняга. Пил сильно, а так мужик был хороший, работящий. Я прямо поражалась - когда трезвый, ни одного грубого слова, тихий такой, с Валей, матерью Веркиной, ласковый. Ну, как примет, всякое бывало, конечно, это уж как водится. А почему привет - сразу понятно, что человек по делу пришёл. Но об этом, об деле, надо же как-то намекнуть, что ли... Вот Верка и придумала, чтобы уж никаких ошибок не вышло.
